Иван Алексеев - Завтрашний взрыв

Михась не обиделся, не разозлился. Он понимал, что это просто очередная тренировка и что без подобных, в том числе намного более суровых, тренировок просто немыслима служба в дружине особого назначения. Юный дружинник не стал ничего говорить. Его рука, прижимавшая аркебузу к груди, находилась в очень удобном положении для последующих действий. Резко выпрямив локоть, он, даже не привстав и не подняв головы, с размаху врезал ребром ладони по запястью разводящего. Тот, еле слышно охнув от боли, буквально отлетел в сторону, а Михась вновь погрузился в честно заслуженный, но чуткий сон. Разводящий, естественно, тоже ничего не сказал и не обиделся. Только запястье у него наутро распухло, но старший дружинник выпускного учебного отряда, конечно же, не подавал виду, что испытывает хоть малейшую боль.

Это далекое, почти детское воспоминание вызвало на устах Михася чуть грустную улыбку. Уловив краем глаза какое-то движение слева, там, где за невысоким кустарником начинался лагерь русского войска, Михась повернул голову и увидел командира их маленького отряда, полусотника Разика, который ходил на доклад к начальству, а теперь возвращался в расположение.

Естественно, во время походов и боевых действий дружинники не уделяли особого внимания предписанной уставом внешней формальной стороне взаимоотношений военнослужащих, то есть приветствию командира отданием чести по стойке «смирно», приближению к старшему по званию строевым шагом и тому подобным вещам. Но Михась, которого в Лесном Стане прозвали «уставным дружинником», все же поднялся при приближении полусотника, автоматически поправил обмундирование и амуницию.

Разик подошел к Михасю, буркнул: «Вольно!» — и присел на его место, также прислонившись спиной к дубку.

— Садись. Что встал? — чуть ворчливо произнес полусотник, жестом предлагая Михасю расположиться рядом с ним, и толкнул локтем Желтка: — Хорош дрыхнуть, боец!

По недовольному тону друга Михась догадался, что его поход к начальству вряд ли можно было назвать удачным.

Разбуженный Желток открыл глаза, зевнул, потянулся и одним легким стремительным движением вскочил на ноги.

— Десятник Желток к бою готов! — шутливо отрапортовал он. — Каков приказ царя и отечества?

— Присядь, не отсвечивай! — оборвал его Разик.

— Ну вот, то встань, то сядь! — деланно обиженным голосом воскликнул Желток, опускаясь на траву рядом с друзьями. — Говорила мне матушка, не поступай, сынок, в ратную службу, там все люди грубые и жестокие.

Разик, никак не отреагировав на обычное балагурство Желтка, подробно поведал импровизированному военному совету о своем докладе, сделанном в разрядном шатре русского войска, по-иноземному именуемом походным штабом, и о полученных там указаниях:

— Войсковой дьяк Разрядного приказа на мой рапорт о прибытии с Засечной черты и произошедших там боях отреагировал как на детскую сказку, хотя впрямую недоверия и не высказал. Когда я сообщил, что численность переправлявшихся ордынцев порядка восьмидесяти тысяч сабель, он хмыкнул и даже не стал сию цифру записывать. Спросил только: «И вы вдесятером против них сутки держались на засеке? Ну-ну». В общем, когда я вызвался со своими бойцами вести разведку на правом фланге наших войск, где наиболее велика угроза обхода неприятелем, дьяк пожал плечами и ответствовал: «Коли есть охота — ступай, конечно, разведывай. Только если ты и впредь каждого встреченного ордынца на тысячу умножать будешь, то лучше бы тебе и твоим чудо-богатырям вместо разведки проспаться хорошенько да отдохнуть денька два в обозе!»

Разик замолчал, опустил голову, машинально сорвал травинку, принялся задумчиво грызть длинный тонкий стебелек.

— Плюнь, командир! — нарочито бодрым тоном воскликнул Желток.

— Точно, Разик, — подхватил Михась. — Наплюй ты на этого дьяка, крысу штабную. Он, небось, и пороху-то не нюхал!

— Да не на дьяка вовсе, — поправил Желток. — Пусть травинку выплюнет. Сейчас ужин будет.

Разик усмехнулся, бросил стебелек, поднялся на ноги, привычным движением поправил обмундирование.

— В общем, так, бойцы, — обратился он к вскочившим вслед за ним друзьям. — Перед закатом десяток выходит в поиск. Отрабатываем наиболее угрожаемое направление, движемся по дуге Муравский шлях — Свиной шлях. Перед выходом я для всех уточню задачу по карте. Ну а что касается недоверия со стороны умников из разрядного шатра, то есть у меня одна мысль…

Разик сделал паузу, затем, сменив тон, с деланным недовольством прикрикнул на Желтка:

— Брат десятник! Что стоишь столбом? Корми, давай, оголодавшее начальство обещанным ужином!

— Слушаюсь, брат полусотник!

Желток картинно вытянулся, отдал честь и, повернувшись через левое плечо, церемонным строевым шагом направился к костру, где дежурные уже заканчивали необходимые приготовления к приему пищи.

Хотя солнце уже давно зашло, небо было еще светлым, и на его фоне отчетливо вырисовывались зубчатые макушки елей, густые кроны берез в многочисленных перелесках, росших на невысоких холмах. Десяток леших двигался плавной размеренной рысью по неширокой полевой дороге, петлявшей между лесистыми холмами. Копыта коней были обмотаны тряпками, но все равно их стук глухим эхом отражался от пологих склонов и явственно разносился в тишине летней ночи. Поэтому, когда лешие отъехали на пять верст от лагеря русского войска и вступили в район вероятного соприкосновения с противником, Разик скомандовал перейти на тихий шаг. Затем он и вовсе выслал вперед, на вершины холмов, парный пеший дозор, и только по условному свисту дозорных, напоминавшему трель ночной пичуги, маленький отряд продолжал свое теперь уже беззвучное движение.

К полуночи разведчики прошли-проскакали около тридцати верст, двигаясь по проселкам параллельно Муравскому шляху, навстречу вражеской орде. Небо уже погасло. Висящий низко над горизонтом узкий серп молодого месяца своим тусклый сиянием лишь подчеркивал непроглядность окутавшей землю тьмы. Внезапно спокойный условный сигнал, подаваемый время от времени передовым дозором, зазвучал иначе, резко и тревожно: «Вижу неприятеля!»

Разик поднял руку, приказывая отряду остановиться.

— Михась, со мной! — шепотом скомандовал он.

Они спешились, передав поводья ближайшему всаднику, и бесшумным стремительным бегом помчались вперед, туда, где за небольшим перелеском звучала условная трель. Двое дозорных затаились в кустах на опушке. Их невозможно было разглядеть, поэтому Михась и Разик ориентировались исключительно на звук, подав в ответ на всякий случай сигнал: «Идут свои!» Чуть не наступив на совершенно незаметных в темноте бойцов, Разик и Михась залегли рядом с ними, и полусотник произнес едва слышно, одними губами: