Иван Алексеев - Завтрашний взрыв

Уже совсем стемнело, когда отряд, преодолев за день больше семи десятков верст, остановился на ночевку в густом бору, поскольку двигаться в непроглядной темноте по незнакомой местности было невозможно, да и коням, в отличие от людей, нужен был отдых. Выставив часовых, лешие быстро и привычно выкопали ямку, развели в ней небольшой костер, незаметный со стороны, приготовили нехитрый ужин. Распределяя бойцов в караул, Разик собрался было, по привычке, назначить Михася в самую тяжелую, предрассветную смену, но вспомнил, что тот сегодня утром (а казалось — уже много дней назад!) не успел как следует выспаться после предыдущей предрассветной смены. Полусотник выкликнул Кашку, хоть и рядового дружинника, но самого опытного из всех остальных бойцов. Михась, клевавший носом и буквально засыпавший с куском во рту, во время распределения смен все же встрепенулся и недоуменно переспросил:

— Брат полусотник, предрассветная же моя?

— Отоспись вначале, — спокойно, но твердо оборвал его Разик. — На рассвете, по моим расчетам, как только минуем бор, увидим село, в котором должен стоять государь со своими… со своим войском. Но, понятное дело, мы в село всем скопом не попремся, а сперва ты, Михась, пойдешь в разведку. Так что должен быть бодр и свеж, со светлой головой. А то, не ровен час, кого-то из старых «друзей» там встретишь, да с недосыпу дров наломаешь.

— Так с недосыпу — это ж не с перепою! — продолжал нарочито храбриться Михась.

— Итог все равно один. В общем, отдыхай, брат головной! Это приказ.

— Слушаюсь, брат полусотник!

Михась взял кружку с горячим взваром, сделал несколько глотков, поставил ее рядом с собой на траву, завернулся в плащ и повалился спать там, где сидел, в одной руке — мушкет, в другой — сабля.

Разик проснулся перед самым рассветом. Конечно, его обязательно бы разбудил часовой, но так уж повелось в Лесном Стане, что старший начальник всегда просыпался сам, не дожидаясь побудки. Причем этому его никто специально не учил, просто так исстари получалось само собой. Полусотник сбегал к протекавшему неподалеку ручейку, умылся, по дороге туда-обратно сделал несколько разминочных упражнений. На все ушло как раз пять минут. Пора было будить бойцов.

— Отряд, подъем! — скомандовал он вполголоса. — Построение — через пять минут.

Они проскакали верст шесть, и бор кончился. За бором, как и рассчитывал Разик, простиралось большое поле, на противоположном краю которого виднелось село.

Вдоль околицы по полю не спеша двигалась едва различимая на таком расстоянии небольшая группа всадников. Очевидно, это был дозор.

— Михась, вперед! — деловито произнес Разик. — Помни, брат, главное — выдержка и спокойствие. Мы везем важные сведения для самого государя.

Михась поднес ладонь к берету, хлестнул коня и поскакал к околице. Вскоре дозорные заметили его, остановились, развернулись навстречу.

— Стой! Кто идет! — раздался грозный окрик.

Их было шестеро, в красивых дорогих доспехах, с саблями и пистолями. Сейчас эти пистоли были извлечены из кобур и направлены на вероятного противника. Михась осадил коня на расстоянии мушкетного выстрела и усмехнулся про себя. От своих друзей он уже слышал историю о недавнем перевооружении поместной конницы и сейчас видел тому наглядное подтверждение. Раньше дети боярские и дворяне, составлявшие основу русской кавалерии, вставали в боевой строй с саадаком, то бишь луком в чехле, и колчаном стрел, закрепленным на специальной перевязи. С появлением пищалей с кремниевым замком всем конным служилым людям, имеющим поместья и земельные наделы с крестьянами, было велено вооружиться огнестрельным снарядом. Поскольку все это необходимо было покупать за свои деньги, то те, кто победнее, так и остался с саадаками, а люди состоятельные завели себе пищали с кремниевым замком. И вот меньше года тому назад появились пистоли. Среди богатых конников начался настоящий бум: все хотели иметь это легкое и изящное оружие вместо громоздких пищалей. Пищали продавались и менялись на пистоли. Указ, предписывающий иметь огнестрельный снаряд, таким образом, соблюдался. Однако пока еще мало до кого дошел тот простой факт, что пистоли с их коротким стволами имели дальность прицельной стрельбы и убойную дистанцию в два-три раза меньше, чем длинноствольные пищали. Вскоре Разрядный приказ вынужден будет принять специальные меры, чтобы запретить поместным конникам приобретать пистоли вместо пищалей, но этот опыт придет не сразу и с большой кровью. А пока богатые дворяне, и в первую очередь — опричники, избавившись от тяжелых дальнобойных ружей, обзавелись модными дорогими игрушками, годными только для ближнего боя. Понятно, что для борьбы с ордынцами, которые, если не имели существенного численного перевеса, обычно уклонялись от рукопашной и кружились на своих легких конях в отдалении от вражеского строя, пуская в противника меткие стрелы, пистоли не годились совершенно. Да и против мушкета на соответствующей дистанции пистоль был бесполезен. Потому Михась и усмехнулся, увидев направленные на него короткие стволы.

— Кто таков! Отвечай!

— Десяток поморских дружинников от большого воеводы князя Бельского к государю с донесением первейшей важности!

— Ты что, одного себя за десятерых считаешь?

— Я — головной. Десяток в бору, на опушке.

— Слезай с коня, головной, и иди сюда, только медленно. И руки подними, чтобы я ладони твои видел!

— Руки вверх поднимать не обучен!

Михась спешился, не обращая внимания на грозные окрики, двинулся навстречу опричникам, одной рукой ведя коня в поводу. Вторую руку, в которой он держал нагайку, дружинник опустил и просто помахивал ею в такт шагам.

Опричники тронули своих коней, окружили его полукольцом, по-прежнему держа под прицелом пистолей. Сейчас, с близкого расстояния, их пули представляли реальную смертельную угрозу.

— Ну что, убедились, что я не ордынец? — с чуть заметным вызовом и раздражением спросил Михась.

— Так у государя нашего, и кроме ордынцев, врагов не счесть!

— Так-то оно так, — с неожиданной покладистостью согласился Михась. — Только ордынцы-то, числом полтораста тысяч, в дневном переходе отсюда находятся! Земское войско они сумели обойти. Именно с этим нас воевода к царю и послал.

Опричники несколько секунд обалдело таращились на Михася, осмысливая сказанное. Затем старший дозора, стряхнув с себя оцепенение, произнес дрогнувшим голосом:

— Давай, дружинник, зови свой десяток! А ты, Андрей Васильич, — обратился он к одному из своих товарищей, — скачи в село, предупреди ближних людей государевых. Да стражу нашу из караульной избы подними в ружье!

Опричник умчался, неистово нахлестывая коня нагайкой. Михась сел в седло и свистнул в два пальца, затем помахал беретом. Десяток показался на опушке и в колонну по два направился вскачь к околице.