Рассел Уитфилд - Гладиатрикс

— «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…» — принялась она декламировать нараспев.

Весь остаток поездки Лисандра читала женщинам великую поэму, надеясь про себя, что, быть может, привьет им таким образом начатки интереса к литературе. Для нее самой это было необременительно. Она с большим удовольствием напевала классические стихи. В храме Афины знали толк в декламации, и Лисандре было известно, что ценители находили ее голос отменным. Выпевая строку за строкой, она мысленно возносила благодарность богине, наделившей ее столь многочисленными талантами.

Гомер действительно помог женщинам скоротать время в дороге. Но дни сменяли друг друга, и Лисандра подметила, что чем ближе делался город, тем молчаливее становились ее болтушки-попутчицы. В повозке все чаще повисала напряженная, тягостная тишина.

Наконец поезд Луция Бальба остановился примерно в двух милях от Галикарнаса, и охранники стали разбивать лагерь. Выглядело это странновато, потому что солнце висело еще высоко в небе.

Лисандра высмотрела знакомого стражника-македонца.

Он тоже помедлил, подошел к ее повозке, улыбнулся и спросил:

— Ты хоть представляешь себе, какой переполох начинается в городе, когда туда приезжают гладиаторы?

— Естественно, нет, — ответила она и одарила его самым надменным взглядом, какой могла изобразить.

Еще не хватало ей о чем-то расспрашивать подобное ничтожество!

— Ну…

Македонец нагнулся, сорвал былинку и принялся ее жевать. С точки зрения Лисандры, образ неотесанной деревенщины обрел завершенность. Что взять с македонца! Все они были сплошной деревенщиной.

А стражник после глубокого раздумья пояснил:

— Ну, там все с ума сходят.

— Какое живое и красочное описание, — съязвила Лисандра.

Однако скудоумный македонец даже не понял насмешки и пояснил:

— Я хочу сказать, что город действительно встает на уши. Как будто сам император пожаловал. На улицах заторы, ни пройти ни проехать, все друг дружке на головы лезут, заглядывают в повозки. Полдня долой, пока с места сдвинуться удается. Ты новенькая, ни разу еще не видела, на что это похоже. Народ просто с ума сходит по гладиаторам. Особенно по женщинам, — добавил он поспешно. — Так что въезжать будем ночью.

— Ясно, — сказала Лисандра.

Да уж, если дело обстояло именно так, то избытка ненужного внимания лучше было избежать. Невменяемая толпа, беспорядки — что может быть хуже!

— Мы покроем повозки полотном, — сказал македонец. — На всякий случай.

— Весьма дальновидно!

— Ну, пока тогда, Лисандра.

Стражник снова улыбнулся, и она с неудовольствием заметила, что у него еще и переднего зуба во рту недоставало. Он неторопливо ушел прочь, продолжая жевать травинку.

Лисандра поведала своим соседкам о том, почему повозки остановились. Чтобы убить время, она до самых сумерек рассказывала им миф про знаменитого охотника Ориона. Потом женщины начали расстилать одеяла, надеясь немного поспать. Когда караван двинется дальше, станет уже не до отдыха.

— Спасибо тебе, Лисандра, за все эти истории, — сказала ей Фиба.

— Чепуха, — отозвалась она, и ей самой показалось, что прозвучало это несколько спесиво.

— Мы их слушали и хоть чуток отвлекались. Нам же страшно. Ведь нас везут на арену, а там что угодно может произойти.

— Спартанцы ничего не боятся. — Формула, затверженная с детства, невольно прыгнула Лисандре на язык.

Фиба насмешливо фыркнула.

— Да ладно чушь пороть, — сказала она. — Знаешь, Лисандра, все равно никто не верит этому бесстрастию, которое ты на себя напускаешь. Ты на самом деле такая же, как все остальные. Мы боимся, и ты не исключение.

Тут Лисандра приподнялась и села. Она приняла решение. Нет, эти женщины не были такими же, как она. Что бы они там ни думали, им нужен был предводитель. Эти особы понятия не имели, до какой степени им повезло, что с ними была она.

Лисандра в который раз прочувствовала правоту Телемаха. Да, в том, что она здесь оказалась, определенно присутствовал промысел богини.

— Сядьте-ка в кружок, — сказала она.

Эллинки повиновались и расселись кругом нее, поджав ноги. Где-то снаружи негромко переговаривались охранники, потрескивали дрова в кострах, издалека доносился печальный напев флейты. Лисандре невольно подумалось, что примерно таким мог быть вечер накануне битвы при Фермопилах, когда царь Леонид собрал кругом себя своих храбрецов и вдохновлял их на подвиг.

— Послушайте меня. Страх есть не чувство, а мысль. Он существует лишь здесь… — Она коснулась пальцами головы. — Забудьте о страхе. От него костенеют мышцы и немеют все жилы. Если он овладеет вами, то вы напрочь забудете все, чему вас успели научить в луде. Вам всем известно, что раньше я была жрицей и с детства училась сражаться.

Она сделала паузу и обвела взглядом испуганные лица, смутно видимые в потемках.

— И вот что я вам скажу. Я видела, как вы упражнялись. В нашем храме Афины ни одна из вас не осрамилась бы!

На самом деле это была чудовищная неправда, но Лисандра сочла ее необходимой для благого дела. Она не ошиблась. Ее слова тотчас возымели действие.

Спартанка прямо-таки почувствовала, как начало спадать напряжение, царившее в повозке, и продолжила:

— Весь мой опыт свидетельствует о том, что Палка, Катувольк и Нестасен — да, даже Нестасен! — натаскали вас превосходно. Да, учение было тяжким, изнурительным, порою жестоким. Но без этого нельзя обойтись! Без крепкого битья из обычного человека не выкуешь великолепного воина. Воинские повадки уже вошли в вашу природу. Запомните, что все военное дело — от боя один на один до столкновения многочисленных армий — не есть искусство. Это наука. В ней имеются свои аксиомы, теоремы и практическое приложение. В итоге тот, кто лучше владеет тактикой, выигрывает у более сильного. Хорошо усвоенные уроки позволят вам сохранить свои жизни, врагов же отправить в Гадес.

— Лисандра, ты в самом деле так думаешь? — прошептала рыбачка Пенелопа.

— Я не думаю. Я это знаю, — негромко проговорила Лисандра и снова обвела глазами женщин.

— И все равно это арена, Лисандра, — хмуро отозвалась Даная. — Мы там будем драться с людьми, которых совершенно не знаем. Нас могут убить.

— Могут, — согласилась Лисандра. — Но лишь тогда, когда настанет предначертанный час и ничего нельзя будет изменить. Нас убьют уж точно не оттого, что мы ослабеем от страха, — добавила она с презрением. — Мы падем, если боги решат нас забрать. Только тогда мы и погибнем в их честь! Но я не верю, что такое случится с нами. Наши враги падут, как пшеничные колосья под серпом!

Она помолчала, давая слушательницам время подумать, впитать значение ее слов, а потом распорядилась: