Патрик О'Брайан - Миссия на Маврикий

— Как жаль, доктор Мак-Адам, что человек ваших достоинств затуманивает свой разум соком винограда.

Мак-Адам, тут же, собравшись с силами, ответствовал:

— Как жаль, доктор Мэтьюрин, что человек ваших достоинств затуманивает свой мозг соком мака!

В своем дневнике этой ночью Стивен записал: «…и его пятнистая физиономия просто таки внезапно прояснилась — поймал меня с лауданумом. Удивлен его проницательностью. Действительно ли я отравляю свой разум? Конечно, нет: просматривая назад эту самую книжку, я не обнаруживаю снижения активности, ни ментальной, ни физической. Памфлет о реальном поведении Бонпарата по отношению к этому и прошлому Папам ничуть не хуже ранее написанного, надеюсь, что и переведен он не хуже. Я редко принимаю тысячу капель — доза, которую едва ли можно сравнить с дозой настоящих пожирателей опиума, или с моей же времен общения с Дайаной. И я могу остановиться, когда пожелаю, и я принимаю его лишь тогда, когда мое раздражение и неудовлетворенность столь велики, что препятствуют моей работе.

Однажды, когда он будет трезв, мне бы надо спросить Мак-Адама, не является ли неудовлетворенность собой, окружающими и самой жизнью обычной среди его пациентов в Белфасте, и не она ли делает их недееспособными? Моя собственная, кажется, растет, признаком является то, что я не чувствую благодарности по отношению к человеку, вытащившему меня из воды. Да, я совершил все приличествующие действия, но я не чувствую реальных добрых чувств к нему, по-человечески ли это? Не вытесняет ли неудовлетворенность саму человечность? Она растет, и, хотя моя ненависть к Бонапарту и его зловещей системе — эффективный стимул, ненависть одна — бесплодна и является плохим основанием для действий. И, лауданум или нет, неудовлетворенность проникает и сквозь мой сон, все чаще она тут, готовая охватить меня с пробуждением.»

Следующее утро оказалось не из таких, хотя последние становились часты. Ночь напролет проведя в тщетном ожидании звуков начала боя или встречи с другими кораблями, Стивен восстал из долгой уютной дремы полностью отдохнувшим и в отличном самочувствии, ощущая, что лихорадка его прошла, и что на него кто-то смотрит через щель в приоткрытой двери.

— Хей! — крикнул он, и испуганный гардемарин, приоткрыв дверь шире, промямлил:

— Наилучшие пожелания доктору Мэтьюрину от капитана, и если доктор достаточно проснулся и чувствует себя в силах, справа по носу — сирена.

Она была уже на траверзе, когда Стивен выскочил к поручням, большое серое существо с круглым рылом и толстыми губами, высовываясь из воды, она смотрела на корабль маленькими, похожими на бусинки глазами. Если это и правда была «она», то у нее должен был быть и «он», ибо левым плавником она придерживала большого серого детеныша. Она быстро оказалась за кормой, продолжая разглядывать судно, но у Стивена было время разглядеть ее пышную грудь, полное отсутствие шеи, волос и ушных раковин, и оценить ее вес где-то в сорок стоунов до того, как она нырнула, вхмахнув над волной широким хвостом. Стивен рассыпался в благодарностях за этот вызов — он всегда мечтал увидеть это существо, облазал все лагуны на Родригесе и на острове у Суматры, но до этого счастливого момента встречал лишь разочарование. Теперь же его мечта исполнилась, причем куда лучше, чем он мог надеяться.

— Рад, что доставил вам удовольствие, — отозвался лорд Клонферт, — и, надеюсь, это будет некоторой компенсацией за мои плохие новости. «Сириус» нас обскакал, смотрите, где он.

Стивен оперся на фальшборт. В четырех или пяти милях по его правую руку виднелось юго-восточное побережье Маврикия, с выдающимся в море Пон дю Диабль. Также по его правую руку, но в сотнях ярдов, вытянулся длинный риф, где-то торчащий над водой, где-то скрытый под белыми бурунами. Одинокий остров возвышался над ним, вырастая из бледных мелких вод за барьером рифа, у дальнего его конца, куда указывал Клонферт, стоял на якоре «Сириус», близко к укреплениям острова, над чьими стенами, ясно видимый в трубу, реял «Юнион Джек».

Несмотря на удовлетворение от реакции Стивена, было видно, что Клонферт глубоко разочарован и очень расстроен.

— Они, должно быть, выиграли лиг двадцать, пока мы лавировали у мыса, — заметил он. — Имей Пим хоть каплю сочувствия, он бы подождал нынешнего вечера, в конце-концов, я ведь одолжил ему своего лоцмана.

Однако, как внимательный хозяин, он отслеживал проявления эмоций, что могли бросить на него тень, и спросил Стивена, не хочет ли он позавтракать.

— Вы очень добры, милорд, — отозвался Стивен, — но, я считаю, мне надо оставаться здесь в надежде увидеть еще одну сирену. Они обычно обнаруживались в мелких модах у рифов, как мне говорили, и я не упустил бы такой случай и за дюжину завтраков.

— Чарльз принесет вам завтрак сюда, если вы точно уверены, что достаточно окрепли, — ответил Клонферт. — Но сначала я должен послать за Мак-Адамом, чтобы он осмотрел вас.

В утреннем свете Мак-Адам выглядел особенно неаппетитно, в плохом настроении, грубый, и в добавок встревоженный, ибо вспомнил грубости, которыми они со Стивеном обменялись накануне ночью. Но, под впечатлением встречи с «русалкой» Стивен пребывал милосердным ко всему человечеству, и он встретил Мак-Адама криком:

— Вы пропустили сирену, мой дорогой коллега! Но, возможно, если мы достаточно посидим здесь, мы увидим еще одну.

— Вовсе нет, — буркнул Мак-Адам. — Видел я это чудище через люк кормовой галереи, подумаешь, всего лишь ламантин.

Стивен ненадолго задумался, а затем ответил:

— Дюгонь, конечно же. Зубы дюгоня отличаются от таковых у ламантина, ламантин, как я вспоминаю, не имеет резцов. Более того, от ареала ламантина нас отделяет обширный африканский континент.

— Ламантин, дюгонь — не один ли черт? — не сдавался Мак-Адам. — Для меня, с точки зрения моих исследований, эта животина является лишь дополнительной иллюстрацией силы, непреодолимой силы внушения. Вы ведь не слышали болтовни по этому поводу на нижней палубе?

— Не приходилось, — сознался Стивен.

Разговоров дальше к носу от поручней квартердека хватало и сейчас, причем разговоров, судя по всему, оживленных, но «Нереида» и так была изрядно болтливым кораблем, и, после того, как первое удивление сменилось у него легким раздражением по этому поводу, Стивен старался не обращать на эти разговоры внимания.

— Кажется, однако, они недовольны, — добавил он, прислушавшись.

— Конечно, они недовольны, каждый знает, что русалки приносят неудачи. Но дело не в этом. Слушайте сейчас, слышите? Это Джон Мэтьюз, правдивый, трезвый, рассудительный матрос, а другой — старый Лимон, учился на адвокатского клерка, то есть понимает, что такое доказательство.