Александр Лермин - Сын графа Монте-Кристо

— Дело не в этом. Последуете ли вы за мной в Сахару?

— Конечно.

— Теперь я вам скажу, почему я отправилась туда. Не думайте, что дело идет о простом капризе. Цель моей поездки может быть объяснена в двух словах,— продолжала молодая девушка, возвысив голос,— я хочу помочь несчастным и страдающим людям, и меня не остановят никакие жертвы. Что же касается условий, на которых мне окажут помощь капитан и экипаж «Крокодила», то представляю это на усмотрение капитана Бартона и заранее соглашаюсь на все требования.

Слова Клари произвели должное впечатление: матросы были в восторге.

— Но зато я требую безусловной преданности,— продолжала мисс Эллис.— Я — женщина и не одарена железной волей, но для меня не существует опасностей, не должно существовать их и для вас. Поклянитесь: что бы ни случилось, не покидать меня и смело идти за мной вперед!

— Клянемся! — восторженно вскричали матросы, махая шляпами.

— И не забудьте,— прибавил серьезным тоном Бартон,— что за «Крокодилом» еще числится недоимка. Проклятая яхта обогнала нас, и в таком положении нам оставаться нельзя! Я жду ваших дальнейших указаний, миледи.

— Скажите, капитан,— серьезно спросила Клари,— когда мы прибудем в Бону?

— Отвечай, Петр,— повелительным тоном произнес капитан.

— Часов через десять мы увидим берег,— был ответ матроса.

— Вы слышали, миледи?

— Да, я даю вам еще лишних два часа, но ни одной минуты больше.

— Если мы к известному сроку не прибудем в Бону, я сожгу «Крокодила».

— Нет, это уже лишнее. Пока до свидания. Вы, конечно, потом докончите свой рассказ о ваших приключениях?

— С удовольствием, миледи, и смею вас уверить, что вы не соскучитесь.

Клари и гувернантка вернулись в каюту.

— Меня поразило одно,— сказала госпожа Караман,— как безучастно отнеслись вы, дитя мое, к тому, что «Зимородок» обогнал нас. Это так на вас не похоже.

Клари вспыхнула, обняла гувернантку и прошептала:

— Меня это не удивило: мне было бы стыдно за Монте-Кристо, если бы его перегнали.

— Монте-Кристо…— тихо сказала госпожа Караман.— Скажу вам одно — берегитесь!

«Крокодил» несся на всех парах.

После беседы с гувернанткой Клари прилегла и заснула. Г-жа Караман взялась за книгу, но мысли ее были далеко. Конечно, для нее давно прошла пора «мечтаний», но все-таки она невольно вспомнила о статном зуаве. Хорошо бы было, если бы у нее был сын, похожий на сержанта Кукушку.

Книга, лежавшая на коленях гувернантки, заключала в себе описание Алжира, и г-жа Караман, перелистывая ее, удостоверилась в том, что менее чем за сутки им не добраться до Бона. Следовательно, и на этот раз Бартон прихвастнул, и она сообщила об этом Клари, которая, в наказание, не пригласила капитана к столу. Путешественницы не вышли в столовую, остались в своей каюте, куда г-жа Бартон по просьбе Клари подала обед.

Наступила ночь, а земля не показывалась на горизонте, и лишь к вечеру следующего дня Джон объявил своей госпоже:

— Что-то виднеется, миледи.

Дамы вышли на палубу.

На краю горизонта, действительно, виднелась узкая темно-синяя полоска, но вот куда скрылся «Зимородок»?

— Скажите, капитан,— обратилась Клари к Бартону,— это — алжирский берег?

— Да, миледи.

— И скоро мы достигнем его?

— Так сказать, через…

Он хотел сказать: «через четверть часа», но Клари посмотрела на него в упор, и он не договорил.

— Не ранее, как часа через три? — спросила молодая девушка. — А может быть, не раньше чем завтра утром?

— Нет, нет. Я прикажу усилить топку, так что лопнет котел «Крокодила».

— Это лишнее, лучше пойдемте обедать, и за десертом вы закончите ваш рассказ.

— С удовольствием, миледи.

Час спустя обед был закончен, и Бартон приступил к прерванному накануне рассказу.

— Я уже сообщил вам,— начал он,— что пришел в чувство лишь на рассвете. Дверь была отворена, оставаться среди трупов не имело смысла, и я направился к выходу. Но вдруг раздался свист, и несколько стрел влетело в хижину… Их красные острия были, очевидно, отравлены. Я снова попал в беду. Меня, без сомнения, сторожили враги. Я быстро сообразил, что если останусь в доме, меня поймают, как зайца, упавшего в яму, если же выйду, то сделают мишенью для стрел — положение незавидное. Но вдруг мне пришла в голову счастливая идея — наша хижина была построена довольно-таки крепко, и крыша ее была сплетена из веток и с четырех сторон огорожена толстыми и широкими досками. Если я залезу на крышу и там улягусь, думалось мне, то меня не заметят снизу. Я знал, что хижина была окружена индейцами, и принял все меры к тому, чтобы незаметно пробраться на крышу.

Я запер дверь, завалил ее разным домашним скарбом и в душе пожалел о смерти гремучей змеи, которая теперь была бы мне хорошей поддержкой. Я взял с собой два пистолета, два ножа и карабин и через отверстие для дыма вылез на крышу.

Кровь застыла в моих жилах, когда я понял, с какими врагами мне придется иметь дело. Наш блокгауз был окружен плотной толпой индейцев-арикарасов, всегда отличавшихся непримиримой ненавистью к белым. Своих пленников они подвергали утонченным жестоким пыткам, их легко было узнать по зеленым головным уборам из перьев и скальпам, висевшим у них на поясах.

Арикарасы были покрыты безобразной татуировкой, вооружены луками со стрелами и даже ружьями. Поодаль стояли мужчина и женщина, принадлежавшие, очевидно, к племени сиу. Это были Ту-Сан-Ба и Краса Лугов, его супруга, ставшая затем моей женой. Они были захвачены в плен и их ожидала незавидная участь быть изжаренными на медленном огне. Ту-Сан-Ба корчил крайне печальную мину, но жена его, знавшая, что арикарасы женщин не жарят, держалась весьма храбро. Сердце мое сильно забилось, и я твердо решил спасти ее. Арикарасы подступили к хижине, и по их угрожающим жестам я понял, что они замышляют недоброе: я не шевелился и приготовился к отчаянной защите.

Индейцы вскоре выбили дверь и ворвались в хижину, но тотчас же со страшными криками выбежали оттуда. (Позднее моя жена объяснила мне причину: они увидели трупы и мертвую змею и заключили, что белые убили гадину, почитаемую индейцами, как священное животное, и за это боги поразили их смертью, по воле Великого Маниту. Место, посещаемое Богом, считалось священным.) Увидев, что индейцы чем-то страшно напуганы, я надеялся, что они покинут хижину… Но не тут то было. Они притащили хворосту, свалили его в хижине и подожгли.

Пламя вспыхнуло и мало-помалу охватило весь блокгауз.

Положение мое было отчаянное: мне предстояло или соскочить вниз и сдаться в плен или сгореть. Вскоре я почувствовал отвратительный запах горелого мяса: горели тела моих мертвых товарищей! Я чуть не задохся. И тут пламя пробилось сквозь крышу. От жара разорвало мой карабин, и я, полуживой от страха, свалился вниз!