Анатолий Вахов - Трагедия капитана Лигова

Мэйл все еще находился без сознания. Когда остров только чуть виднелся на горизонте, боцман приказал перерубить буксир и подойти к шлюпке. Негр сидел, наклонившись к корме, и матросам хорошо была видна его истерзанная, в крови, спина. Боцман плеснул на свежие раны забортной воды и захохотал:

— Скорее заживут! Его смех поддержали гребцы и налегли на весла…

Мэйл пришел в себя вечером от жажды и жгучей боли в спине. Страшно хотелось пить, Джордж слышал, что в бочонке плещется вода, и не сводил с него глаз. Потом ему стало казаться, что он берет бочонок в руки, вытаскивает затычку и пьет, пьет холодную воду, которая льется и льется у него по подбородку, по груди, но никак не может смочить его губы, утолить его огненную жажду.

…Лигов, Мария, Алексей сидели молча, потрясенные услышанным. Джордж переводил тревожный взгляд с одного лица на другое. Мария утирала слезы.

— Какие негодяи! — проговорил Алексей. Его возмущение было настолько сильным, что он не заметил, как побледнели его сжатые в кулаки руки.

— Джордж добрался до бочонка и нашел там морскую воду, — сказал как бы про себя Лигов.

— Я бы сам, своими руками, задушил этого Дайльтона! — вскочил на ноги Алексей. Его лицо исказилось гримасой.

— Боюсь, что твои руки могут понадобиться именно для драки, — печально проговорил Лигов.

— Какой? О чем ты, Олег? — забеспокоилась Мария.

Мэйл сидел на постели и с большой тревогой прислушивался к голосам китобоев, не понимая, о чем они говорят. Лигов переспросил его по-английски:

— Дайльтон и его корабли находятся на островах?

— Да, да, — закивал негр. — Много кораблей, очень много.

— Значит, сообщения газет были ошибочные, — вспомнил Алексей заметки о выходе флотилии Дайльтона на промысел в Берингово и Чукотское моря. — Ложные, умышленно ложные, — стукнул себя по колену кулаком Алексей. — Надо немедленно сообщить Козакевичу.

Он направился к двери, потом вернулся к Мэйлу, положил руку на его плечо:

— Выздоравливай, Джордж! Мы тебе поможем вернуться домой, в Америку.

— Нет, нет, — испуганно замахал перед собой руками Мэйл. — Не надо меня отправлять. Я хочу, если вы разрешите, мистеры, остаться у вас, я буду хорошо работать, я…

Он не находил слов. Лигов успокоил его:

— Будет так, как ты хочешь.

— О, спасибо, мистер, спасибо. Я буду молиться богу за вас.

В большом камине, сложенном из валунов и обломков скал, весело потрескивали сухие поленья лиственницы. Иногда звонко рассыпались пурпурные угли, и искры, вылетая из камина, падали на распластанную по полу шкуру медведя, на толстые шерстяные носки Дайльтона. Но президент не обращал на них внимания. Он полулежал в низком кресле, принесенном со шхуны, и, вытянув к огню ноги, наслаждался отдыхом и теплом.

В хижине, срубленной из могучие стволов лиственницы, было тихо. Большая лампа под потолком освещала еще не успевшие потемнеть стены из свежей древесины, на которых было развешено оружие, платье и связки меха. Здесь висели белоснежные с черными пятнами шкурки горностая, темно-коричневые выдры, красноватые лисицы… Постели Дайльтона и Хогана были покрыты медвежьими шкурами.

— Подбросьте еще пару поленьев, — нарушил молчание Дайльтон. Он сидел, откинув голову на спинку кресла. Глаза президента компании были закрыты, а спокойное лицо поразило Хогана мечтательным выражением. Никогда Хогану не доводилось видеть своего хозяина в таком безмятежном состоянии. Куда девались обычная резкость, собранность, напряжение и все подчиняющая себе требовательность, решимость в каждом движении, в каждом взгляде, в каждой черте лица, положении рук.

Хоган встал из-за грубо сколоченного стола, на котором лежали карты и бумаги, подошел к поленнице дров у двери, выбрал два крупных полена, положил их в камин, заслоняя лицо от жара.

Багровые языки пламени, обхватив дрова, шумно забегали по ним, забились. Из камина в лицо ударила волна горячего воздуха; Дайльтон потянулся к столу за трубкой и медленно проговорил:

— Вы заметили, Хоган, какой приятный запах у здешних дров, ароматный?..

— Я больше предпочитаю запах сандалового дерева, — ответил Хоган, возвращаясь к столу. — У него вечный аромат. Полено…

— Лучше поговорим о будущем, — перебил его Дайльтон, и его голос зазвучал строже, деловитее, лицо приняло более энергичное выражение: — Поговорим о будущем, запах которого я уже чувствую, и запах этот неплохой.

Хоган опустился на скамью, посмотрел на хозяина, который, с удовольствием затягиваясь дымом, говорил неторопливо, но твердо, убежденно:

— Да, Хоган. У этих Шантарских островов приятный запах. Запах золота высшей пробы… И его не надо мыть, не надо бить шурфы. Оно плавает в этих водах, бегает и растет на этом архипелаге.

Хоган, вначале слушавший хозяина с недоумением, сейчас понял, о чем тот ведет речь.

— Острова очень богаты, — продолжал Дайльтон, — и нужно быть идиотом или таким же плохим хозяином, как эти русские, чтобы не заметить, не воспользоваться этими богатствами.

— О себе мы этого сказать не можем, — улыбнулся Хоган. — В этот промысел мы будем бить китов больше, чем в прошлые годы.

— Плохо, очень плохо! — рывком поднялся с кресла Дайльтон. Сейчас он был, как всегда, подтянут и решителен, будто воплощал в себе волю и натиск. Глаза его, как показалось Хогану, смотрели сердито, в них появился хищный блеск. — Мы мелкие браконьеры. А я хочу, чтобы эти острова были нашими.

Дайльтон уже почти кричал:

— Я хочу быть их хозяином! Не пожимайте плечами, Хоган. Я и без вас знаю, что купить их у русских невозможно. После продажи Аляски в России едва ли кто отважится даже внести подобное предложение. Ха-ха-ха! Русские долго не простят своему царю потери Аляски! Но и ходить сюда нам вскоре будет очень трудно. Как бы мне ни помогал Мораев, здесь есть свои губернаторы, свои командиры кораблей, наконец, люди, подобные капитану Лигову, которые могут доставить нам очень большие неприятности и даже, не задумываясь, вздернуть на рею.

— Согласен, — кивнул хладнокровно Хоган. — Но им нужно еще поймать нас.

— Мы в их водах! — подчеркнул Дайльтон. — Но надеюсь, что этого не произойдет. Золото этих островов должны собирать для нас сами русские.

Дайльтон бесшумно заходил по хижине. Высокий, сутулый, он напоминал сейчас крадущегося разведчика во вражеском лагере. Худое, загорелое лицо, чуть подергивалось. Последние две недели Дайльтон объезжал острова, осматривал их, и во время этой поездки у него окончательно созрел план, который зародился еще в Сан-Франциско.

— Шантарские острова должны стать моим штатом, пусть и под русским флагом, — продолжал Дайльтон. — Он даст мне не только китовый жир и ус, но и пушнину, лес, рыбу!