Джордж Фрейзер - Флэш без козырей

Ясности такой ответ мне не добавил, но тут мой желудок опять подкатил к горлу, так что когда пришло время взбираться на борт, то без посторонней помощи я не смог даже подняться по трапу. Затем меня вновь вырвало, и я без сил повалился на палубу. «Господи Иисусе, да это настоящий Нельсон», — заметил кто-то, после чего меня приподняли и поволокли, чтобы бросить на койку, где я и остался в жалком одиночестве, в то время как откуда-то издалека до меня доносился ненавистный голос Джона Черити Спринга, изрыгающий какие-то приказы. Я поклялся себе, как клялся уже с полсотни раз ранее, что никогда больше не позволю заманить себя на борт корабля. Тем не менее я все еще соображал, так как помню, что, прежде чем забыться сном, успел-таки удивиться: отчего это британское судно должно уходить в рейс от французского побережья? Но я был слишком слаб и разбит, чтобы это могло особо сильно меня беспокоить. Некоторое время спустя кто-то принес мне бульон, и через силу проглотив его, я почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы подняться на палубу. Вокруг была полутьма, но звезды уже появились на небе, а по левому борту на французском берегу мерцали огоньки. Я посмотрел на север, где была Англия, но ничего не увидел, кроме пустынного серого моря, и внезапно подумал: «Боже мой, что же я здесь делаю? Куда мы идем? Что за человек этот Спринг? Вот где я оказался — ведь еще пару недель назад катил себе как лорд в Уилтшир, намереваясь стать политиком, а сейчас, терзаемый морской болезнью, мчусь по волнам на барке под командой сумасшедшего преподавателя Оксфорда».

— Это уже слишком, — пробормотал я себе под нос, стоя у поручней.

Ну, что ж, значит, это судьба. Только вы хотите укрыться в тихой бухте, как вдруг течение подхватывает вас и бросает в места, где вы и не мечтали побывать, и вмешивает в события, от которых вам бы лучше держаться подальше. На сей раз все это случилось очень быстро, но, сколько бы я ни оглядывался в недавнее прошлое, я так и не мог понять, что бы такого можно было сделать, чтобы избежать того, что со мной произошло. Я не мог спорить с Моррисоном, не мог отказаться от помощи Спринга — и вот я здесь. Так я рассуждал сам с собой, глядя поверх борта в пустынное море. Ах, если б я только не связался с этой маленькой сучкой Фанни и не сел играть с нею в карты, и не врезал бы потом этой свинье Брайанту — но что толку сожалеть об этом. Дело сделано, и теперь меня везут Бог знает куда и мне приходится распрощаться с Элспет и моей прежней легкой жизнью — выпивкой, гулянками и легкими любовными приключениями.

Все это было очень плохо, и, глядя на пробегающие мимо волны, я чувствовал, как меня все больше наполняет раздражение и жалость к себе.

Конечно, если бы я был Веселым Джеком, Диком-Чемпионом или другим маленьким занудой, о которых так любил писать в своих хрониках Том Браун и которым суждено было искать свою судьбу среди пустынных волн, я бы смахнул рукой скупую мужскую слезу и обратился бы лицом к будущему со всей отчаянной храбростью своего молодого сердца. Старый боцман Макхарти похлопывал бы меня по плечу и рассказывал бы удивительные истории про приключения в Южных морях, а засыпая, я бы думал о своей матушке и о том, как бы оправдать доверие своего отважного командира и доброго христианина — капитана Фримена (одному Богу известно, сколько юных идиотов отправилось в море, начитавшись подобной бредятины). Поскольку в свои двадцать шесть я был слишком стар и достаточно закален жизненными испытаниями, то вместо скупой мужской слезы я выдавил из себя очередную порцию блевотины, а вместо старого боцмана Макхарти на меня вдруг натолкнулся матрос, тянущий трос по палубе. Он оттолкнул меня в сторону с криком: «Убирайся с дороги, деревенщина!», в то время как из темноты надо мной мой добрый христианин-капитан заорал на меня, чтобы я убирался вниз и не мешал команде работать. Я так и поступил и, отходя ко сну, размышлял отнюдь не о своей матушке, а о шансе, который я так безнадежно упустил, не позабавившись с Фанни Локк в тот день на травке в Долине Беглецов. О, эти тщетные сожаления молодости!

Из всего этого вы можете заключить, что я не был создан для жизни среди океанских волн. Я их просто не переносил. Если бы капитану Марриету [24] Фредерик Марриет (1792–1848), известный автор морских романов «Питер Симпл» (1834), «Мичман Изи» (1836) и др. пришлось бы писать обо мне, он бы сломал свое перо, нанялся бы на угольщик из Кардиффа и в конце концов был бы похоронен в море. Что касается первых дней моего пребывания на судне, то спешу сообщить, что мне не пришлось схватиться в рукопашную с главным корабельным задирой, подружиться с негром-коком или учиться чинить бушприт под руководством старого просоленного моряка, который называл бы меня «настоящим парнем». Нет, я провел эти дни в своей койке, чувствуя себя чертовски разбитым, и только изредка появлялся на палубе, чтобы глотнуть свежего воздуха и быть снова изгнанным в мою темную обитель под палубой. В те дни я был все тем же хитрым сухопутным Флэши, только с лицом цвета морской волны.

Мне также не удалось приобрести себе новых друзей, поскольку за все это время я встретил всего четырех человек и все они мне жутко не понравились. Первым из них был судовой доктор — огромная ирландская туша, который, похоже, чаще держал в руках бутылку, чем ланцет. Кстати, руки у него были холодные и липкие от пота. Он дал мне какое-то снадобье от морской болезни, от которого мне стало еще хуже, и затем удалился, предоставив меня моей дальнейшей судьбе.

Вслед за ним появилось странное существо неопределенного возраста с тонкими торчащими во все стороны волосами, у которого в руках был котелок, издающий отвратительный запах. Когда я спросил его, кто он, черт побери, такой, незнакомец дернул головой, словно от нервного тика, и, заикаясь, проблеял:

— С вашего позволения, сэр, меня зовут Сэмми.

— Сэмми… а дальше что?

— Ничего, сэр. Капитан зовет меня Нытик-Сэмми, а остальные по большей части — Луни.

— Ага, а это что в горшке?

— Пожалуйста, сэр, это — кашка. Доктор сказал, чтобы вы скушали ее, пожалуйста, сэр, — и он наклонился, пролив чуть ли не половину котелка на мою койку.

— Черт тебя побери! — крикнул я и, несмотря на всю свою слабость, врезал ему боковым прямо в лицо, так, что он пролетел почти полкаюты. — Забирай все это дерьмо и убирайся!

Он обернулся ко мне, пытаясь подобрать кашу с пола и засунуть ее обратно в котелок.

— Доктор прибьет меня, если вы не возьмете это, пожалуйста, сэр, — вновь умоляюще затянул он, протягивая мне его. — Пожалуйста, сэр, это вкусная кашка.

Тут я бросился на него, Сэмми отчаянно завизжал, бросил котелок и выбежал вон. Я был слишком слаб, так что смог послать ему вдогонку только проклятие, но пообещал себе, что когда почувствую себя лучше, то добавлю этому придурку еще колотушек от себя лично, чтобы составить компанию доктору.