Георгий Свиридов - Летом сорок первого

В столовой, обыкновенной заводской столовой, где каждый брал в руки поднос и сам себя обслуживал, а потом относил грязную посуду, пахло чем-то вкусным, жареным и пареным, вызывая аппетит, на полках прилавка лежали тарелки с овощными холодными закусками, бутерброды с красной икрой, с осетриной, копченой колбасой, маслом, сыром, стояли стаканы со сметаной и кефиром, а в раздаточном окне румяные, щекастые молодые поварихи в белых халатах и колпаках, похожих на береты, деловито орудовали черпаками, наполняя тарелки то борщом, то окрошкой, то супом, подавали на второе котлеты, жареную рыбу или запеканку. В столовой было светло, чисто, уютно. Никакой сутолоки, хотя народу много.

– У нас на обед рабочие тратят не более двадцати минут, – с гордостью пояснял гостям, подсевшим рядом, секретарь парткома, человек солидный с Орденом Боевого Красного Знамени на лацкане серого пиджака. – Половину стоимости обеда оплачиваем из профсоюзных фондов, потому блюда выходят такими дешевыми. – И добавил: – Правда, так было. А сейчас даже трудно представить, что будет, как пойдет снабжение, но твердо знаю, что рабочий человек голодным не останется.

Справа за соседним столиком сидели двое пожилых рабочих.

– Говорят, карточки введут, – сказал один, седой, статный, расправляясь с котлетой. – В магазинах, как дочка написала из Ленинграда, люди скупают спички, соль, мыло, консервы.

– А у нас в Москве? Думаете не так? – сказал его сосед, заворачивая в газету пару бутербродов с копченой колбасой. – Но наши снабженцы пока выкручиваются, где-то что-то достают.

За другими столиками обсуждали положения на фронтах, последние сообщения информбюро. Наши войска откатывались назад. Это явилось большой неожиданностью. Известия ошеломляли, как гром среди ясного неба. Враг добился серьезных успехов, овладел важными экономическими районами. Воюем каких-то десять дней, а потеряли половину Прибалтики, чуть не всю Белоруссию и Молдавию, да добрую часть Украины, оставили две столицы, Вильнюс и Минск, немцы подступают к Риге, там прямой путь к Пскову, к Ленинграду. А на главном, на Западном фронте? Бои под Бобруйском, под Могилевом. Если не остановят гитлеровцев на Западной Двине и Днепре, то они выйдут и к Смоленску, а там, чего доброго, дойдут и до Москвы.

В дверях столовой показался главный инженер института в сопровождении ответственных работников наркомата. Попов помахал ему рукой:

– Андрей Гаврилович, прошу к нашему шалашу!

Главный инженер подошел к столику и, не усаживаясь на поставленный стул, сказал:

– Разыскивают вас, Александр Сергеевич. Зачем-то вы срочно понадобились в институте. Моя машина у проходной. Директор вас ждет.

– А вы, Андрей Гаврилович?

– Остаюсь на заводе.

– Сядьте с нами, хоть перекусите.

– Мы только из-за стола, наркомовские товарищи подзаправили основательно, – улыбнулся Андрей Гаврилович, – мою машину сразу же пошлите сюда, на завод.

– Хорошо.

Александр Сергеевич встал и, прощаясь с конструкторами завода и секретарем парткома, сказал им «до завтра», поскольку не сомневался в том, что и завтра, и послезавтра, и в последующие дни ему придется находиться на заводе.

В небольшой приемной, несмотря на поздний час, находилось несколько человек, своих, институтских. Как понял Попов, все они пришли к директору с неотложными делами. В приемной обычно редко толпились люди. Борис Михайлович любил порядок и заранее каждому назначал часы и минуты приема. «Рабочее время принадлежит государству, и никому не положено напрасно транжирить его», – любил повторять он, требуя от своих подчиненных такой же точности и исполнительности.

Борис Михайлович директором стал четыре года назад, когда вернулся из сражающейся Испании, где выполнял ряд важных заданий по налаживанию ремонта и производства оружия для бойцов республиканской армии. Он был из числа тех немногих, которые воочию и с близкого расстояния видели лицо фашизма.

К новому и рациональному порядку в институте скоро привыкли и уже не мыслили жить по-иному. Поэтому-то Попов и удивился, увидев, столько людей в приемной.

– Борис Михайлович отсутствовал почти весь день, а дела наши не ждут, – тихо за всех ответил на немой вопрос Попова коллега-конструктор Леонид Эмильевич Шварц, теребивший в руках потертую коричневую папку с бумагами.

– Товарищ Слонимер не отсутствовал, а находился в ГКО и на заседании в наркомате вооружения, – сухо поправила Алла Семеновна, секретарша директора, женщина молодая и приятной наружности.

Она открыто недолюбливала надоедливых и беспокойных конструкторов, годами создававших свою установку, из-за которых ее патрону часто доставалось от вышестоящих инстанций, и не раз слышала Алла Семеновна в их адрес далеко не лестные отзывы, особенно от солидных генералов Главного артиллерийского управления, которые даже новую боевую машину презрительно называли «железной арбой».

– А вас, Александр Сергеевич, целый день никто не может нигде разыскать, – с многозначительной улыбкой сказала она, оглядывая с ног до головы конструктора, словно могла на его костюме обнаружить какие-то компрометирующие следы, и, сложив губы дудочкой, иронически закончила: – Даже и ваша собственная жена.

Приглушенно зазвонил внутренний телефон. Секретарша сняла трубку, и лицо ее преобразилось, стало приветливо ласковым:

– Да, да, Борис Михайлович! Он здесь!.. К вам? Хорошо! – телефонной трубкой она указала на дверь в кабинет директора, обитой коричневым дермантином. – Товарищ Попов, вас ждут! Проходите.

Открывая эту тяжелую дверь, обитую гвоздями с медными круглыми шляпками, Попов не предполагал, что открывает новую страницу в своей судьбе, что, проходя в знакомый директорский кабинет, попадает в неизвестное, полное опасности и тревог будущее, делает первый шаг в действующую армию, на Западный фронт. Никакого предчувствия у Попова не было, ни хорошего, ни плохого. Просто он был рад тому, что наконец-то их детище, которому отдано столько душевных сил и здоровья, нервов и годы жизни, вышло крепким и могучим, получило признание и пошло в производство, пусть опытное, но уже заводское производство. Это радовало, давало силы и помогало преодолевать тяготы.

– Проходите, Александр Сергеевич, – директор вышел из-за стола, коренастый, как всегда аккуратный, при галстуке, только лицо его посерело за эту неделю, да за очками, под глазами, от бессонницы появились темные обводья. – Проходите.

– Разрешите доложить коротко о командировке в Воронеж, – начал Попов и тут заметил, что в кабинете они не одни, там находятся посторонние люди, двое военных.

– О командировке вашей и о проделанной там работе мне хорошо известно, – сказал директор, подводя его к письменному столу, возле которого сидели военные. – Звонили из дирекции завода имени Коминтерна и благодарили, выражал благодарность сам первый секретарь обкома. И наш Андрей Гаврилович передал на словах все то, что вы ему докладывали. Так что я в курсе дел. Мне известно и то, как вы сегодня успешно поработали на «Компрессоре». Думаю, что там теперь и без вас отлично пойдут дела.