Шарль Монселе - Женщины-масонки

– В этом никогда нельзя быть вполне уверенным.

– Ах, сестра! Вас ослепляет пристрастие!– воскликнула маркиза де Пресиньи.– Дуэль, на которой Иреней получил пулю от Филиппа Бейля, когда мы жили в Тете, была на самых честных условиях. Один из секундантов – мой друг… господин Бланшар… и я могу вас уверить, что в этом прискорбном происшествии все было честно! Судьба не благоволила к Иренею, это правда, но нельзя забывать и о том, что зачинщиком был он. Я согласна, что в подобном случае наше сострадание принадлежит раненому, но справедливость существует для всех, даже для…

– Даже для господина Бейля, не так ли?

– Да, сестра! – твердо ответила маркиза.

Амелия бросила на нее взгляд, стоивший продолжительного изъявления признательности.

Хотя после событий, о которых напомнила графиня, прошло уже два года, ее юная дочь хранила о них живые воспоминания.

В то время, о котором мы вспомнили, Амелия знала, что одно из семейных соглашений, столь респектабельных, но столь обильных союзами, обреченными на разрыв, предназначило ей носить имя де Тремеле. Она не любила Иренея; слишком рано возникла у нее привычка смотреть на него как на своего защитника. Никогда не вызывал он у нее волнения, никогда, опираясь на его руку, не чувствовала она, что на щеках ее расцветают первые розы из того букета, что цветет в сердце юной девушки. Но в силу вполне естественного любопытства ее беспокоили поступки и чувства того, кто должен был стать ее мужем, и когда она услышала, что в дюнах Тета господин де Тремеле сражался на дуэли из-за женщины, самолюбие ее было сильно задето. Кто эта женщина? Певица. Амелия унаследовала свою гордость от матери; она молчала. Мы не осмелимся утверждать, что она не испытала ужасного, тайного удовлетворения, узнав, что Иреней едва не заплатил жизнью за свою измену. Если девочка мечтает о любви, значит, она способна мечтать и о мести Амелия удовольствовалась тем, что позабыла об Иренее де Тремеле, позабыть его ей было отнюдь не трудно.

Напротив: уже несколько часов она чувствовала глубокую симпатию к этому молодому человеку, Филиппу Бейлю, симпатию, порожденную привязанностью, которую он питал к ее отцу. Она уже смотрела на него как на связующее звено между собой и своим отцом – графом д'Энграндом; роль, которую он взял на себя, представлялась ей столь же трогательной, сколь и благородной.

Таковы были еще смутные мысли, которые можно было бы прочитать в глазах Амелии, устремленных на маркизу де Пресиньи.

Согласно уговору в тот же вечер в Клубе Филипп встретился с графом д'Энграндом.

Старый дворянин стоял, прислонившись к камину, и разговаривал с двумя или тремя своими ровесниками.

Он раз говаривал дипломатически – к 1845 году это вошло в моду во Франции.

Загадочное соединение различных соображений заставило его склониться к новым идеям; старые товарищи в шутку утверждали, что он шагает в ногу с веком, чтобы казаться моложе, чем он есть на самом деле.

Незадолго до появления Филиппа Бейля разговор зашел о женитьбе одного правого депутата на наследнице великого имени и столь же великого состояния. Депутат же обладал только талантом и поддержкой Двора. Таким образом, свадьба эта вызвала истинный содом в квартале, именуемом аристократическим предместьем.

Один граф д'Энгранд стоял па том, что дело это вполне естественное. Это вызвало всеобщее возмущение.

– Граф, вы становитесь то ли мистификатором, то ли софистом,– сказал один из его собеседников.

– Да нет же, клянусь вам! Я честный человек.

– В таком случае вы становитесь демократом.

– Опять громкие слова! А все из-за того, что я не всецело на стороне «Ежедневной газеты»!

– Но ведь это же невозможный мезальянс!

– Пустые слова!

В эту самую минуту появился Филипп Бейль.

Граф д'Энгранд поздоровался с ним, пожав ему руку и улыбнувшись, но не прерывая разговора.

– Не верю я ни в какие мезальянсы,– продолжал он.

Филипп, пораженный таковым вступлением, принялся внимательно слушать.

– Или, вернее,– продолжал граф,– мезальянс существует во все времена и во всех видах. А в иные эпохи это даже проявление хорошего вкуса.

– Покорно благодарю!

– Именно мезальянсы помогли дворянству выжить и помогают по сей день.

– Как так?

– Они соединяют дворянство с остальными сословиями, спасая это самое дворянство от его величественного одиночества. Если бы не было мезальянсов, последний маркиз, возможно, существовал бы сегодня только в музеях восковых фигур.

– Ох, д'Энгранд! И это говорите вы! А ведь вы чуть не ребенком поступили в армию принца Конде!

– Верно, и если бы еще существовала армия принца Конде, я снова поступил бы туда, но, насколько мне известно, ее уже не существует.

– Это не имеет значения!

– «Готский альманах» [47] «Готский альманах» – генеалогический справочник о дворянских родах Европы, ежегодно выходивший в г. Гота (Германия). не является для меня сводом законов общества, хотя нельзя не признать, что труд этот достоин всяческого уважения.

– Стало быть, граф, вы ничего не имели бы против, если бы вашим зятем стал простолюдин?

– А почему бы и нет?

– Скажем, сын купца?

– На здоровье! К тому же разве у меня нет возможности поднять его до себя? Ничего нет легче, чем сделать его, к примеру, бароном.

Раздались смешки, и собеседники с иронией произнесли имена нескольких баронов новейшей формации.

– Э, через четыреста лет это дворянство не уступит нашему! – продолжал граф.– Лишь бы только их потомки совершали мезальянсы!

– Граф, вы предаете наши принципы!

– А вы, стало быть, хотите, чтобы я всю жизнь потратил на то, чтобы стоять на посту и стеречь наши устои.

– Черт знает, что вы говорите!

– Пусть черт знает что! Но если даже я окончательно упаду в ваших глазах, я все же сделаю вам некое последнее и чистосердечное признание.

– Ну, ну!– сказали слушатели.

– Я, граф, я, крестник принца крови, я, д'Энгранд, жалею только об одном.

– О чем же?

– О том, что я сам не совершил мезальянса!

Пустив эту последнюю стрелу в свою жену, граф расстался со своими собеседниками и подошел к Филиппу Бейлю.

Филипп слушал его с безграничным изумлением, а некоторые фразы графа едва не довели его до обморока.

Они прошли в маленькую гостиную.

Граф бросился в кресло.

Лицо его никогда еще не было таким веселым и таким хитрым.

– Ну как?– спросил он, потирая руки.– Видели вы графиню?

– Да, граф.

– Превосходно!

– Я имел честь целых полчаса говорить с ней о ваших делах и о вашей просьбе.

– Целых полчаса! Тьфу ты, пропасть! И моя жена согласилась слушать обо мне целых полчаса?