Вальтер Скотт - Певерил Пик

— Англиканской церкви! — вскричал Бриджнорт, отпустив руку своего юного друга, но тотчас же взяв её снова. — Увы! Эта церковь в теперешнем своём состоянии повинна почти в таком же насилии над свободой и совестью людей, как и Рим; однако я надеюсь, что из самой слабости этой наполовину реформированной церкви господу угодно будет сотворить для Англии избавление, за каковое она сызнова станет возносить ему хвалу. Я не должен забывать, что некий муж, чьи услуги правому делу неисчислимы, носит облачение англиканского пастора и посвящен в сан епископа.. Мы не должны судить о выборе орудия, которое избавит нас от сети ловца. Важно, что я нашел тебя готовым воспринять свет истины, когда тебя достигнет искра оного. И в особенности важно, что ты желаешь свидетельствовать, что ты готов возвысить свой голос против заблуждений и ухищрений римской церкви. Но помни — скоро призовут тебя подтвердить твои слова самым торжественным, самым ужасным способом.

— То, что я сказал, было изъяснением моих искренних чувств, и я готов всегда их признать, — возразил Джулиан. — Странно, что вы можете в этом сомневаться.

— Я не сомневаюсь в тебе, мой юный друг, — отвечал Бриджнорт, — и надеюсь увидеть, как твоё имя займет достойное место среди имён людей, исторгнувших добычу из когтей сильных мира сего. Но сейчас предрассудки владеют твоим разумом, подобно стерегущему дом, которого упоминает писание. Но придет другой, сильнейший муж, и вторгнется в дом, и водрузит на крепостной стене знамя единственной веры, без коей несть спасения. Бди, уповай и молись, дабы час сей скорее настал.

Воцарилось молчание, которое прервал Певерил:

— Вы говорили со мною загадками, майор Бриджнорт, и я не просил у вас объяснений. Прислушайтесь же к моему совету, внушенному самыми добрыми намерениями. Поймите мой намек и поверьте ему, хоть он и темен. Вы прибыли сюда — так по крайней мере полагают — с замыслом, опасным для властителя этого острова. Если вы останетесь здесь слишком долго, эта опасность обратится против вас, а потому берегитесь и, пока есть время, уезжайте.

— И вверьте свою дочь попечениям Джулиана Певерила! Не в этом ли состоит ваш совет, молодой человек? — сказал Бриджнорт. — Предоставьте мою безопасность моей собственной предусмотрительности, Джулиан. Я привык жить среди более страшных опасностей, нежели те, что окружают меня сейчас. Благодарю вас, однако, за совет, который, надеюсь, был хотя бы отчасти бескорыстным.

— Итак, мы расстаемся не врагами? — спросил Джулиан.

— Не врагами, сын мой, — отвечал Бриджнорт, — а добрыми друзьями. Что же касается моей дочери, ты не должен с ней видеться без моего ведома. Я не принимаю твоего предложения, но и не отвергаю его; однако помни: тот, кто хочет стать моим сыном, должен прежде всего показать себя верным сыном своего угнетенного и заблуждающегося отечества. Прощай; не отвечай мне теперь: ты уязвлен горечью, а я не хотел бы, чтобы между нами вспыхнул раздор. Ты услышишь обо мне раньше, чем думаешь.

Дружески пожав руку Певерилу и ещё раз простившись с ним, Бриджнорт оставил его в изумлении, смешанном с восторгом и сомнением. Радуясь, что ему удалось добиться благосклонности отца Алисы, который как будто даже поощрял его чувства, Джулиан, однако же, заключил из слов отца и дочери, что Бриджнорт в награду за своё благодеяние хочет заставить его действовать против правил, в коих он был воспитан.

«Не беспокойся, Алиса, — сказал он про себя, — я не куплю руки твоей, трусливо и подло покорившись догматам, противным моему сердцу, и знаю, что если б у меня достало на это низости, даже власть отца твоего была бы бессильна принудить тебя к одобрению столь гнусной сделки. Но будем надеяться на лучшее. Бриджнорт, при всей своей мудрости и твердости, объят страхом перед папизмом, пугалом его секты. Моего пребывания в доме графини Дерби более чем достаточно, чтобы он заподозрил меня в измене моей вере, в чём я, слава богу, по чистой совести могу оправдаться».

Размышляя подобным образом, он взнуздал свою лошадку и, вскочив в седло, поскакал к замку Хоум Пил, невольно беспокоясь, не случилось ли там чего-нибудь необыкновенного за время его отсутствия.

Вскоре перед ним уже возникла древняя громада, которая, застыв в суровом и величественном покое, горделиво высилась посреди спящего океана. Флаг, означающий, что владыка острова Мэн пребывает в своей полуразрушенной резиденции, неподвижно свисал с флагштока. Часовые шагали на своих постах, напевая и насвистывая народные песенки. Как и в прошлый раз, оставив свою верную Фею в деревне, Джулиан воротился в замок и нашел, что и внутри царят спокойствие и порядок, о которых возвещал его внешний вид.

Первым, кого Джулиан встретил в замке, был молодой граф, который принял его с обыкновенной своей любезностью и весёлостью.

— Добро пожаловать, рыцарь прекрасных дам, — сказал он, — вы ездите куда вам вздумается по всем нашим владениям, ходите на свидания и предаётесь любовным утехам, тогда как мы обречены прозябать в своих королевских чертогах в тоске и бездействии, словно наше величество — всего лишь изображение, вырезанное на корме двухмачтового судна какого-нибудь мэнского контрабандиста, окрещенного именем «Король Артур из Рэмзи».

— В таком случае вы могли бы выйти в море и вволю насладиться путешествиями и приключениями, — сказал Джулиан.

— Но вообразите, что меня несёт по воле волн, что таможенники задержали меня в гавани или, если вам угодно, что я остался на берегу и увяз в песке. Представьте себе самую страшную беду, в какую могло попасть моё августейшее изображение, и это будет ничто по сравнению с тою, в какой очутился я.

— По крайней мере, я рад слышать, что у вас не было никаких неприятностей, — сказал Джулиан. — Надеюсь, утренняя тревога была напрасной?

— Совершенно; и, точно осведомившись обо всём, мы не видим причин опасаться восстания. Бриджнорт, как видно, и вправду находится на острове, но говорят, что по своим собственным важным делам, и я не намерен брать его под арест, не имея доказательств преступных замыслов его самого и всей его братии. Похоже, что тревога наша была преждевременной. Матушка желает с вами посоветоваться, и я не смею предварять её торжественную аудиенцию. Полагаю, что она будет отчасти оправдательной, ибо мы начинаем думать, что мы отступили вовсе не по-королевски и что мы, подобно нечестивым, бежали, когда никто за нами не гнался. Это огорчает матушку, как вдовствующую королеву, королеву-регентшу, как героиню и, наконец, просто как женщину, ибо для неё было бы весьма унизительно думать, что торопливое отступление в этот замок сделало её посмешищем островитян, а посему она смущена и гневается. Между тем единственным моим развлечением были гримасы и фантастические пантомимы обезьянки Фенеллы, которая пребывает в более скверном расположении духа и оттого ведет себя более странно, чем когда-либо прежде. Моррис говорит, что вы стащили её с лестницы и тем раздразнили. Это правда, Джулиан?