Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 1

— Что ж, Сартин, когда этот вождь прибудет, вы его схватите, запрете в Бастилию, вот и все.

— Государь, у этих людей большие возможности.

— А разве у вас их меньше, сударь, у вас, главы полиции королевства?

— Государь, ваше величество разрешило изгнать иезуитов, следовало бы просить у вас разрешения на изгнание философов.

— Опять вы с вашими бумагомарателями!

— Государь, их перья опасны, когда они заточены ножом Дамьена.

Людовик XV побледнел.

— Эти философы, которых вы презираете, государь…

— Ну?

— Уверяю вас, они погубят монархию.

— Сколько времени им на это понадобится?

Глава полиции удивленно взглянул на Людовика XV.

— Откуда же мне знать, государь? Лет пятнадцать — двадцать, может быть, все тридцать.

— Вот что, любезный друг мой, — изрек Людовик XV, — через пятнадцать лет меня уже не будет; говорите об этом с моим преемником.

И король повернулся к госпоже Дюбарри.

Она, казалось, того и ждала.

— О господи! — воскликнула она с тяжким вздохом. — Шон, что ты такое говоришь!

— А что она говорит? — спросил король. — У вас обеих весьма мрачный вид.

— Ах, государь, — отвечала графиня, — на то есть причины.

— Ну скажите, что стряслось?

— Бедный брат!

— Бедный Жан!

— Так ты полагаешь, что придется отрезать?..

— Есть надежда, что до этого не дойдет.

— Что отрезать? — спросил Людовик XV.

— Руку, государь.

— Отрезать виконту руку? С какой стати?

— Он тяжело ранен.

— Тяжело ранен в руку?

— Ах, боже мой, да, государь.

— В какой-нибудь потасовке, в каком-нибудь злачном месте, в вертепе?..

— Нет, сударь, на большой дороге.

— Но как это случилось?

— Его хотели убить, вот и все.

— Бедняга виконт! — вскричал Людовик XV, который был весьма мало склонен к жалости, но великолепно умел притворяться, что жалеет людей. — Его хотели убить, подумайте только! Да, это уже не шутки, Сартин!

Г-н де Сартин, встревоженный на первый взгляд куда меньше, чем король, но на самом деле обеспокоенный гораздо сильнее, приблизился к обеим сестрам.

— Неужели и впрямь стряслось такое несчастье, сударыни? — с тревогой в голосе спросил он.

— К несчастью, это правда, сударь, — ответила Шон, заливаясь слезами.

— Его хотели убить… Но каким образом?

— Устроили засаду.

— Засаду! Сдается мне, Сартин, что это по вашей части.

— Расскажите мне об этом деле, сударыня, — сказал г-н де Сартин. — Но умоляю вас, ничего не преувеличивайте под влиянием справедливого негодования. Чем мы справедливее, тем мы строже, а если взглянуть на события пристально и хладнокровно, они могут подчас показаться нам не столь серьезными.

— О, я сужу не с чужих слов, — воскликнула Шон, — я сама видела, как было дело, видела своими глазами.

— Ну, и что же ты видела, умница Шон? — спросил король.

— Видела человека, который бросился на моего брата, принудив его обнажить шпагу, и нанес ему тяжкую рану.

— Этот человек был один? — спросил г-н де Сартин.

— Отнюдь нет, с ним было шестеро спутников.

— Бедняга виконт! — произнес король, не сводя взгляда с графини, чтобы понять, насколько та на самом деле опечалена, и проявить соответствующее огорчение самому. — Бедняга виконт! Выходит, его вынудили к поединку?

По глазам графини он понял, что она нисколько не расположена шутить.

— И ранили! — прибавил он сокрушенно.

— Но под каким предлогом завязалась схватка? — осведомился глава полиции, пытаясь разглядеть ускользающую от него правду.

— Предлог был самый пустяковый: виконт спешил поскорее отвезти меня к сестре, потому что я обещала ей вернуться к утру, а этот человек стал оспаривать у него почтовых лошадей.

— Да это дело вопиет о возмездии, — заметил король, — не так ли, Сартин?

— Совершенно с вами согласен, государь, — отвечал глава полиции. — Мне нужно лишь собрать сведения. Скажите, сударыня, как звали обидчика? В каком он звании, к какому сословию принадлежит?

— К какому сословию? Он военный, по-моему, офицер конной гвардии дофина. Что до его имени, он зовется не то Баверне, не то Фаверне, не то Таверне — да, кажется, Таверне.

— Сударыня, — произнес г-н де Сартин, — завтра он будет спать в Бастилии.

— Нет, не надо! — вмешалась графиня, до сих пор дипломатично хранившая молчание. — Ни в коем случае!

— Почему это не надо? — возразил король. — И почему бы в самом деле не посадить этого негодяя в тюрьму? Вы прекрасно знаете, я терпеть не могу военных.

— А я, государь, настаиваю на том, — решительно повторила графиня, — чтобы человека, напавшего на господина Дюбарри, не трогали.

— Ну знаете, графиня, это непостижимо, — заметил Людовик XV. — Объясните мне, почему вы этого хотите. Я ничего не понимаю.

— Все очень просто. За него вступятся.

— Кто?

— Тот, по чьему подстрекательству он действовал.

— И это лицо защитит его от нас? Ну, графиня, это уж чересчур.

— Сударыня… — пролепетал г-н де Сартин, тщетно искавший спасения от удара, который вот-вот должен был на него обрушиться.

— Да, государь, от вас, именно от вас, и какие тут могут быть «ну»! Разве вы хозяин здесь?

Король ощутил удар, который предвидел г-н де Сартин, и облачился в броню.

— Вот оно что, — произнес он, — значит, мы углубимся в государственные соображения и начнем подыскивать потусторонние объяснения для простой дуэли?

— Сами видите, — возразила графиня, — вот вы уже от меня отрекаетесь и начинаете утверждать, что давешнее нападение — простая дуэль; ведь вы уже заподозрили, откуда ветер дует.

— Вон как вы все обернули! — протянул Людовик XV, открывая кран сосуда, в котором тут же запели птички, поплыли рыбки и потянулась вереница мандаринов.

— Так вы не знаете, кто направлял удар? — спросила графиня, теребя уши Самора, лежавшего у ее ног.

— Нет, уверяю вас, — отвечал Людовик XV.

— И даже не подозреваете?

— Клянусь, нет. А вы, графиня?

— Ну что ж, я-то знаю и скажу вам, причем не сообщу ничего нового, нисколько в этом не сомневаюсь.

— Графиня, графиня, — возразил Людовик XV, призывая на помощь чувство собственного достоинства, — вы, знаете ли, уличаете во лжи короля!

— Государь, возможно, я несколько резка, не отрицаю: но если вы полагаете, что я потерплю, чтобы господин де Шуазель преспокойно убивал моего брата…

— Ах, так это господин Шуазель! — отозвался король с таким облегчением, как будто не ожидал, что прозвучит это имя, услышать которое он был готов уже минут десять.

— Ну еще бы! Вы упорно не желаете признавать, что он мой заклятый враг, между тем я-то ясно вижу, тем более что он не дает себе труда скрыть ненависть, которую ко мне питает.

— Дорогая графиня, от ненависти до убийства огромное расстояние.