Юрий Торубаров - Таинственный двойник

Тем временем Раймунд, войдя в дом, уверенно пошел в свою спальню. Там чувствовался какой-то нежилой запах. Так вот где жил его друг! Тяжелая, грубая кровать, застланная такой же грубой накидкой. У неширокого окна столик с канделябром из трех свечей, две из которых почти выгорели. Два кресла с вытертыми спинками. Бельевой сундук в углу, обитый фигурным железом.

Он подошел к нему, поднял крышку. Сверху лежала поношенная куртка. Достал ее и стал примерять. Он не заметил, как в полуоткрытую дверь просунулась чья-то голова.

– Раймунд, – ласково окликнули его.

Тот даже не повернулся. Когда его окликнули в третий раз, до него дошло, что зовут его.

– А? – он обернулся, – это ты, Жак? Заходи.

Жак робко вошел.

– А мне говорят, вы мало похожи на себя. Да вы просто… ну, стали здоровее и… как бы сказать… ну… красивее.

Раймунд рассмеялся:

– Ты что это меня с женщинами сравниваешь? Мужчина должен быть мужественным, а не красивым.

– А вы мужественно… красивы. Ой, как увидит вас Жози, вот слез-то будет.

– А это почему?

Куртка была тесна, и он с трудом стянул ее с плеч.

– Да она… замужем.

Он надеялся, что Раймунд сейчас бросится к нему с печальным лицом и начнет его расспрашивать. Но увидел абсолютно спокойное лицо Раймунда. Жака это удивило. Ведь у них была такая любовь! Кто-кто, а он-то знал это хорошо. Не раз Жак бегал к ней, чтобы просить назначить их встречу. Раймунд понял свою ошибку и постарался поскорее ее загладить.

– Знаешь, Жак, море может вымыть не только имя, но и любовь.

– Понимаю, сеньор, понимаю. Я слышал, что это такое: галера. Не дай бог! Я поставлю в храме свечу.

– Поставь, поставь, – согласился Раймунд, примеряя штаны.

– Коротки, – замечает Жак. – Придется многое шить заново. Я завтра позову Иянеля, он быстро вас обошьет.

– А он еще жив, этот старый еврей? – спрашивал Раймунд, повернувшись к слуге.

– Жив! Жив! – обрадованно воскликнул Жак, словно речь шла о его родственнике.

А обрадовался он потому, что Раймунд каким был, таким и остался: всех знает, всех помнит.

Возвращения Жака ждала вся обслуга замка. Ибо лучше него никто не знал господина. А некоторым Раймунд показался весьма подозрительным. И вот Жак идет. Важный, неторопливый. С замиранием сердца ждут они его заключения. Он останавливается перед толпой, окидывает ее взглядом. На их лицах он не встретил ничего другого, кроме одного: «Свой?» Жак тянет. Наслаждается своим особым положением – когда еще подобное может случиться! И, поняв, что дольше молчать нельзя, выпалил:

– Свой! Свой! Наш!

Толпа взбесилась. Радость была непомерной, потому что жизнь останется прежней. Появился хозяин, которого все знают. А жизненный опыт им подсказывал, что не все перемены ведут к лучшему. Их восторг был настолько бурным, что прибежала даже служанка графини узнать, в чем дело. Она готовилась к встрече, и шум оторвал ее от дела.

Раймунд еще не понимал важности этого момента. Через этих людей город решит: свой он или чужой. Он стал своим. А это гвоздь, который легко забить, да тяжело вытащить. Теперь было неважно, какое впечатление он произведет на графиню.

Раймунд вошел в комнату графини следом за дядей. Хотя на лице, заросшем, как дикое болото, трудно было что-либо заметить, в его душе был трепет. Не дай-то бог! Когда графиня увидела его – статного, подтянутого, пусть даже в грубой одежде, взглянула в его спокойные, выразительные глаза, она нежно произнесла:

– Подойди ближе, дорогой мой сын, сядь рядом со мной. Ты видишь, какой я стала… – эти слова она произносила с трагическим выражением на лице.

Она сидела в кресле, тщательно одетая и причесанная, с пледом на ногах.

– Мои глаза сухи, – продолжала она, поправляя плед, – потому что я выплакала все слезы. Куда ты делся, почему никому ничего не сказал? – она, не мигая, смотрела на него.

– Дорогая моя маман, – так звал ее настоящий сын, так назвал ее и новый Раймунд, – злые враги разлучили нас. Но боги вняли вашей молитве и вернули меня к вам.

Услышав эти слова, епископ удивленно посмотрел на племянника.

– Да, да, я молилась, я молюсь и о Ферри и знаю, что он вернется, как и ты.

Епископ незаметно толкнул племянника, тот понял и сказал:

– Да, кто ждет, обычно дожидается.

– Расскажи, где тебе пришлось побывать за это время? А то от людей я слышу разное. А ты садись, – сказала она продолжавшему стоять Раймунду и показала рукой на рядом стоявшее кресло. – И вы, епископ, садитесь.

Его кресло кто-то специально поставил в стороне. Но он, не церемонясь, подтолкнул его ближе к Раймунду. Графиня покосилась, но ничего не сказала.

Его рассказ, очень яркий и живописный, часто прерывался возгласами: «Как это ужасно! Не дай бог! Как ты все это вынес!» И хотя рассказ был интересен, захватывающ, графиня утомилась. Она несколько раз, прикрывая рот, зевнула. Пару раз ее глаза самопроизвольно закрывались. Заметив это, Раймунд поторопился закончить повествование.

– И вот я перед вами!

– Как я рада, сын мой!

Она протянула руки и прижала его к себе.

– Наверное, все проголодались, прошу в столовую.

Графиня отбросила плед и встала. Но не успела сделать и шага, как перед ней предстал епископ.

– Дорогая графиня, мне с вами надо выяснить один вопрос. Ты, Раймунд, иди. Мы сейчас придем.

Когда они остались одни, де Буа сказал:

– Я бы хотел прочитать завещание моего брата. Я знаю, что оно хранится у вас.

Графиня вся передернулась. То умильное выражение, которое она держала на протяжении всей встречи, вмиг улетучилось.

– Какое завещание? – голос ее был грубоват и вызывающ.

– Моего брата, – спокойно повторил он.

– Такого завещания нет, – отрезала она.

– Вы, сеньора, забыли о нем. Давайте вместе посмотрим.

По настойчивому тону де Буа она поняла, что он так просто не отвяжется.

– Давайте, – быстро забыв про больные ноги, направилась в кабинет графа.

Епископ вошел вместе с ней. Графиня, не скрывая своего недоверия, посмотрела на него.

– Я не буду смотреть, – догадался де Буа и отвернулся.

Она откатила шкаф, сняла ключ и начала открывать железный ящик, вделанный в стенку. Услышав щелканье замка, он подошел. Графиня, открыв дверцу, взяла бумагу и подала ее епископу. Это был свадебный договор графини с Раймундом-старшим. Он пробежал его глазами и задержал взгляд на последних строках, где было сказано, что наследство в их роду будет осуществляться по сложившейся традиции.

– Слава Всевышнему, – Море осенил себя крестом, а затем, повернувшись к ней, произнес: – эту бумагу мы и будем расценивать как ваше совместное завещание.

– Пожалуйста! – воскликнула она и ловко вырвала бумагу из его рук.

Он не стал делать попытку вернуть ее.