Бернард Корнуэлл - Враг стрелка Шарпа

– Ричард?

– Жозефина?

Она сбросила с головы отороченный серым мехом капюшон и робко улыбнулась:

– Можно?

– Конечно, можно. Не замёрзла?

– Немножко. С Рождеством, Ричард.

– И тебя.

Шарп кожей чувствовал, как все стрелки на крыше уставились на них двоих.

– Почему бы нам не присесть?

Они уселись прямо на черепицу в шаге друг от друга. Жозефина повела носом:

– Чай?

– Да.

– Поделишься?

– С удовольствием.

Взяв у него оловянную посудину, португалка сделала глоток. Небрежно укорила:

– Я думала, ты вернёшься ночью.

– Занят был.

Он заходил к заложницам, но, видя, что дам уже обхаживают три лейтенанта, не задержался надолго, убедившись лишь, что у них всё в порядке и ещё раз заверив, что в самом скором времени они вернутся к мужьям. Его позабавила непоколебимая уверенность дам в неотвратимой смерти обидчиков. Но женщины умели быть и благодарными: Шарпу пришлось по их настоянию составить список дезертиров, которые обходились с пленницами прилично, и пообещать, что попытается избавить тех от виселицы. Принимая от Жозефины чашку, майор невинно поднял бровь:

– А, что, разве меня приглашали?

– Ричард! – она засмеялась. Куда девалась робкая скромница… – Ты помнишь, как мы познакомились?

– Твоя лошадь потеряла подкову.

– Ты был такой сердитый и неприветливый. – она отобрала у него чай, – Важный, как гусак.

– Я и сейчас такой.

Жозефина подула в кружку, прежде чем отпить, и серьёзно спросила:

– Когда-то я предсказала тебе, что однажды ты станешь полковником и будешь до жути пугать своих подчинённых. Предсказание сбывается.

– Я их пугаю?

– Лейтенанты при твоём появлении едва в обморок не упали. Кроме мистера Прайса, но он-то тебя знает близко.

– И, без сомнения, желал бы узнать поближе тебя?

– Желал бы. А кто это одноглазое чудо-юдо в капитанском чине?

– Один английский лорд, чудовищно состоятельный и чудовищно щедрый.

– Правда? – она оживилась, но поняла, что Шарп её дразнит, и засмеялась.

– А ты – леди Фартингдейл…

Она повела плечами под плащом, как бы говоря: это чудной мир.

– Он волнуется?

– Очень.

– Правда?

– Правда.

– Прелестно.

– Ему мнится, что тебя насилуют каждый божий день.

– Не так уж он неправ. Самозваный «полковник» Хейксвелл строил планы на мой счёт.

– И как?

– Я поведала душещипательную историю о больной матушке и, кстати, не соврала. Поразительно, но Хейксвелл купился. Никто меня не тронул. Зато каждый вечер он являлся и рассказывал о своей матери. Бесконечная тягомотина! Я, само собой, поддакивала, говорила, что его мамочке повезло с таким любящим примерным сыном. Он млел и не мог наслушаться.

Шарп ухмыльнулся. Сдвиг Хейксвелла относительно матери был ему отлично известен. Играя на сыновних чувствах Обадии, Жозефина не могла получить лучшей защиты.

– Что привело тебя в Адрадос?

– Я же сказала, помолиться. Моя матушка хворает.

– Не думал, что ты так сильно её любишь.

– На дух не переношу, и она мне платит тем же, но она и вправду больна.

Жозефина допила чай и поставила чашку на парапет. Лукаво покосилась на Шарпа:

– Ладно, вру. Хотела вырваться из-под опеки Огастеса на денёк.

– Сама?

– Ну-у… нет. С неким очаровательным капитаном. Увы, Огастес навязал нам третьего лишнего…

Невообразимо долгие ресницы, волшебный овал лица, пухлые губы…

– Я его понимаю.

Она кивнула:

– Огастес влюблён в меня.

– А ты – в него?

– Ну, что ты. Он, конечно, милый.

– Милый и состоятельный?

– Очень состоятельный. И даже больше. Отказа мне ни в чём нет. Он поначалу хорохорился, но я заперла дверь в свою спальню на пару ночей, и теперь Огастес как шёлковый.

Шарп зыркнул по сторонам. К счастью, часовые находились далеко и откровений Жозефины услышать не могли. Звякали ножи и миски перекусывавших на галереях стрелков. Фузилёров всё ещё не было.

– Я так рада видеть тебя, Ричард!

– Ты была бы рада любому, кто вытащил тебя из лап Хейксвелла.

– Нет, именно тебя. С тобой мне легко и нет нужды лгать.

– У тебя много друзей. Я тебе для этого не нужен.

– Ты знаешь меня, как облупленную, но никогда не пытался осуждать.

– А они осуждают?

– Да. В глаза говорят красивые и правильные вещи, но мысли у них другие. Я интересна лишь пока молода и красива, но молодость и красота, к сожалению, не вечны.

– Поэтому ты вышла замуж за Фартингдейла?

– И да, и нет. Идея его. Чтобы возить меня с собой и избежать кривотолков. – она насмешливо качнула хорошенькой головкой, – Он хочет взять меня с собой в Браганцу, а потом – в Кадис. Не может же он представлять меня на официальных приёмах, как свою любовницу?

– Почему бы и нет? Многие так и делают.

– Это о-очень официальные приёмы, Ричард.

– То есть, ты вышла за него, соблазнившись о-очень официальными приёмами?

Она удивлённо воззрилась на Шарпа:

– Ты не понял, да? Ричард, мы с Огастесом не женаты.

– Не женаты?

Её смех брызнул, как разбитый хрусталь, приковав к ней внимание всех, кто был на кровле:

– Он хочет, чтобы я говорила, что замужем за ним. И щедро платит за это.

– Сколько?

Перечисляя, она загибала пальцы:

– Я получу поместье под Кальдас да Райна – три сотни акров и дом; экипаж, четыре скакуна; ожерелье ценой в половину Испании и тысячу фунтов стерлингов в лондонском банке. Ты бы отказался от подобного предложения?

– Едва ли такое мне бы кто-нибудь предложил… Так ты не леди Фартингдейл?

– О, Боже! Нет! Хотя бы даже потому, что Дуарте для закона не мёртв, а я не имею права вступить во второй брак, пока нет подтверждения смерти первого мужа.

– Фартингдейл настаивает, чтобы ты называлась его женой, я правильно тебя понял?

– Сперва в шутку, а, когда уяснил, что я не против, всерьёз. Кто платит, тот и заказывает музыку, а уж он-то всегда платит щедро. Почему бы и не назваться его женой? Это почти то же, что и стать ею, правда?

– Уверен, твой духовник с тобой согласился. – беззлобно сыронизировал Шарп, – Неужели никто не заподозрил обман?

– По крайней мере, у них хватает ума держать язык за зубами. Огастес же объясняет всё проще: любой был бы счастлив обладать мною даже ценой свадьбы, отчего же им не верить лорду Фартингдейлу?

– А как сам лорд Фартингдейл…?

– Ричард, я же говорила. – в её голосе проскользнули нотки раздражения, – Лорд Фартингдейл влюблён, по-настоящему влюблён. Он не может насытиться мною. Я – «создание грёзы ночной», во всяком случае, так он выразился как-то ночью.

Шарп засмеялся, и она с готовностью улыбнулась:

– Нет, правда. Он не устаёт повторять, что я – совершенство, хочет меня всю, до последнего волоска, ежечасно, ежеминутно. И он платит.