Висенте Бласко Ибаньес - В поисках Великого хана

Эта медленная, кропотливая работа внушала благоговение женскому населению постоялого двора как что-то таинственное, напоминающее иероглифы астрологов и алхимиков.

Только одна из этих женщин, часто посещавшая заведение Антона Буэносвиноса как близкая приятельница его семьи и помогавшая иногда по хозяйству в дни большого скопления посетителей, в порыве любопытства, свойственного юности, решилась подойти поближе к сеньору Кристобалю.

Ей было двадцать лет, и звали ее Беатрисой. Трактирщик знавал ее отца, человека порядочного, но неудачливого в делах и вечно нуждавшегося, который умер, оставив дочь и сына. Отца звали Педро Торквемада, но Беатриса, воспользовавшись существовавшей тогда свободой в выборе имен, предпочла фамилию своей матери, Энрикес де Арана.

Семейство Арана, несомненно, происходило из северных баскских областей, жители которых спустились к югу, чтобы, последовав за королем доном Фернандо Святым, [65] Фернандо III Святой, с 1217 г. — король Кастилии, а с 1230 г. до смерти в 1252 г. — одновременно и Леона. пойти на войну против мавров. Обосновавшись в Кордове, эта семья разделилась на несколько ветвей, каждая из которых пошла по своему пути. Некоторые Арана были знатными и богатыми; другие за два столетия совсем обеднели, как мать Беатрисы, вышедшая замуж за безродного Торквемаду. Педро де Арана, брат девушки, стал юнгой и теперь плавал по Средиземному морю на галерах и других судах, которые то участвовали в торговых перевозках, то служили королю в войне против гранадских мавров.

Беатриса жила со своей матерью в крайней нужде. Все состояние, доставшееся им после смерти Педро Торквемады, заключалось в двух маленьких виноградниках возле Кордовы, дававших им ничтожный доход в несколько мараведи. Антон Буэносвинос, стремившийся приобретать все новые виноградники, был уверен, что сможет когда-нибудь купить эти участки, и поэтому оказывал некоторую поддержку вдове и ее дочери. Они дружили с его семьей, и он обычно приглашал их как помощниц в дни особых торжеств, больших церковных праздников или приезда королевской четы.

Беатриса, по-видимому, нравилась постояльцам. Даже священники и суровые судейские чиновники, приезжавшие из соседних городов, улыбались, разговаривая с этой девушкой, очень смелой на словах и в манере держаться, но в то же время враждебно-неприступной, стоило ей заподозрить в собеседнике малейшее покушение на ее целомудрие.

Она могла бы обратить внимание на мужчину только «как повелел господь», иначе говоря, если бы кто-нибудь из них подошел к ней с честным намерением жениться и пришелся бы ей по вкусу. А пока она не замужем, с ней можно было болтать и смеяться, но без излишних вольностей или слишком дерзких слов. У нее была гордая осанка, а в минуты гнева она проявляла необычную для женщин смелость.

Опрятная, несмотря на бедность, она очень любила цветы и всегда умела подобрать какой-нибудь цветок, чтобы украсить им грудь или волосы. Самым большим ее желанием было иметь возможность покупать, как кордовскне дамы, духи, которые изготовляли алхимики в мавританских кварталах.

Среди андалусок с их темными волосами, черными глазами и смуглой кожей она привлекала внимание светлыми кудрями бледно-золотого цвета и голубыми глазами, унаследованными, очевидно, от баскских прабабок, обладавших красотой белокурых женщин, свойственной этому народу.

Беатриса чувствовала, что ей нравится серьезный вид и благородная бедность сеньора Кристобаля. Он не смущал ее, подобно другим мужчинам, всегда готовым наговорить ей всевозможные слова любви и воспользоваться ее доверчивостью для таких дерзких выходок, что приходилось отбиваться от них кулаками. Речь его была мягкой и неторопливой, а его спокойная улыбка напоминала ей изображения святых, которые она видала в церкви. С ним она могла не опасаться мужских вольностей, которые так ее возмущали.

Беатриса смотрела на него с каким-то чувством превосходства, подобно тому как родители смотрят на детей. Она знала, что, несмотря на его бедность, о нем говорят при дворе и что великий кардинал принял и выслушал его. И она с любопытством следила за тем, как под его руками оживают линии, краски, священные образы, фигуры людей и животных на этих огромных листах бумаги или кусках холста, которые потом своими таинственными советами должны указывать путь морякам, затерянным в мятежной водной пустыне.

Огромная карта, которую сеньор Кристобаль рисовал для себя, доставляла Беатрисе большое умственное наслаждение. Подобно большинству девушек ее сословия, она едва умела читать, а писала с еще большим трудом, невероятно коверкая слова; но целый новый мир открывался ее воображению, когда она следила глазами за жилистыми руками и тонкими пальцами картографа.

Поэзия далеких сказочных стран, величие океана, пестрое богатство огромных городов Востока, — все это звучало для нее чудесной музыкой, когда, стоя на коленях на табурете, опершись локтями о стол и поддерживая ладонями голову, она внимательно наблюдала за работой рисовальщика, склонившегося рядом с ней над своим произведением.

В самой середине океана находилась звезда с множеством лучей, обозначавших различные ветры, а в центре ее была изображена дева Мария с младенцем на руках, прекрасная сеньора, лицо которой было еще неясно намечено, так как художник отложил на самый конец окончательную дорисовку ее черт. По левую сторону океана виднелся целый рой островов, то тесно сгрудившихся вместе, то разбросанных поодиночке, подобно обломкам, отколовшимся под ударами волн от нарисованного позади них материка. Его береговую линию картограф чертил, не имея никаких точных данных или наблюдений, только так, как он видел ее в своем воображении, и подвергал ее бесконечным переделкам.

Правую сторону карты девушка узнала с первых же слов рисовальщика.

Перед ней лежала Испания. Главные города были обозначены маленькими замками, на башнях которых развевались вытянутые по горизонтали флаги с изображением геральдических животных. Вот и Кордова; а вот, повыше, Толедо и Мадрид; с одной стороны, возле моря, еще один маленький замок изображал Гранаду, и сеньор Кристобаль, предвосхищая события, уже водрузил над ее крошечной розоватой крепостью знамя с крестом, словно она уже принадлежала католической королевской чете. В Италии она увидела святого отца, сидящего на троне, представляющем собой Рим, в остроконечной тиаре из трех диадем. В центре Европы, вместо обычных замков, появлялись кое-где бородатые короли в коронах; но девушку больше всего привлекал Восток, который занимал всю правую сторону карты и край которого вновь показывался слева, — огромная Азия вплоть до ее самых дальних пределов, Катая и Сипанго.