Висенте Бласко Ибаньес - В поисках Великого хана

Она видела Константинополь, который в то время, по неисповедимой воле господа, был под властью турок, за ним простиралась бескрайняя поэтическая тайна Азии. Три маленьких всадника в длинных одеждах, сопровождаемые пешими пажами, — цари-волхвы со своими дарами, золотом, благовониями и миррой. Именно из этих стран они пустились в путь, чтобы отнести свои дары младенцу Христу. Четыре верблюда, шествующие друг за другом, изображали караваны, эти сухопутные флотилии, которые движутся по песчаным морям пустынь. По заливам Индии сновали суда, по оснастке сходные с христианскими, но на их флагах красовались, сказочные животные.

Еще дальше, в глубине страны, перед очарованной девушкой раскрывалось все великолепие этого царства, куда надеялся когда-нибудь проникнуть сеньор Кристобаль. Замок, превосходящий европейские по величине, — это город Камбалу, резиденция Великого Хана; другой, еще больше, — Кинсай, город с двенадцатью тысячами мраморных мостов. Богатая область Манги, самая процветающая из всех областей Катая, не уместилась на правой стороне карты, и конец ее выходил слева и завершался огромным островом Сипанго. Он напоминал наседку среди большущего выводка в пять тысяч островов, больших и малых. Картограф не дал себе труда найти точное место для каждого из них, но, верный своим географическим убеждениям, разбросал множество островов по океану, поместив самые близкие из них на небольшом расстоянии от Мадейры и от Азорских и Канарских островов. Эти земли будут первыми, которые он встретит на своем пути, если ему дадут возможность осуществить свое путешествие.

По всему обширному Катаю и по первой Индии, отделенной от других Индом и Гангом, он набросал вчерне множество животных и людей, диковинный вид которых приводил Беатрису в восторг, чудовищ, которые только и ждали прикосновения кисти, чтобы заиграть яркими красками. Картограф разъяснял особенности каждого из этих зверей. Вот этот, не то лев, не то птица, — гриф, который всегда сидит там, где лежат скрытые от глаз сокровища, чтобы своими когтями защищать золото. В Азии много таких птиц, потому что там имеются бесчисленные золотые россыпи. Слон с башнями на спине — это олицетворение величия и богатства индостанских монархов.

Над индийскими морями летела черная птица, должно быть громадная, если судить по величине кораблей, которые находились неподалеку от нее и были гораздо меньше. Это была птица Рух, о которой рассказывали арабские моряки и существование которой не подвергал сомнению рыцарь Мандевиль, — страшная птица, которая, схватив когтями слона или корабль, поднимается с ними в воздух, а потом швыряет их вниз с огромной высоты, чтобы разбить вдребезги.

Остров Тапробана «кишел слонами», так много их было в лесах, в глубине страны. Купола тамошних дворцов были увенчаны такими огромными изумрудами, что ночью они горели, как маяки.

У самого устья Инда находились два острова: Кризе, весь из золота, и Архире, весь из серебра. Другим чудо-островом был Офир, куда некогда ходили за золотом флотилии царя Соломона. Диковинные животные с бесчисленными ножками, нарисованные картографом, были свирепыми муравьями, ростом побольше сторожевого пса, которые могут за несколько минут сожрать человека и скатывают на берегу гигантские шары из золотого песка. Соломоновы моряки дожидались на своих судах, пока страшные чудища уйдут поесть или поспать, и пользовались их отсутствием, чтобы сойти на берег и поскорее унести хоть несколько драгоценных шаров.

Затем маэстре Кристобаль объяснял Беатрисе, что это за уродливые человечки, которых она сперва приняла за неоконченный рисунок: то были циклопы с одним глазом во лбу, «псоглавцы» с собачьими мордами и другие порождения бредовой географии, описанные ученым рыцарем Мандевилем и другими, более древними авторами.

Но вот, казалось, художник внезапно забыл об этих диковинных людях и животных, хранителях сокровищ, чтобы сосредоточить все свое внимание на существе, которое считал самым значительным. Это был «Царь царей», нарисованный между двумя громадными замками, изображавшими два главных города Катая, и тут не было недостатка ни в раскраске, ни в подробностях, оттого что художник поспешил закончить его гораздо раньше, чем все остальные символические обозначения его империи.

Девушка наклоняла голову, чтобы лучше разглядеть его. Так вот каков Великий Хан, о котором она столько слышала! Его наружность вполне соответствовала тому величавому образу, которым, как казалось ей и ее современникам, должен обладать столь могущественный монарх.

Колон изобразил Великого Хана точно таким же, каким его рисовали его предшественники, считая, что такое подражание лучше всего обеспечит сходство. Это был император, похожий на Карла Великого, с белыми кудрями, увенчанными зубчатой короной, с раздвоенной бородой, в пышном парчовом одеянии, ниспадающем до земли, с длинным скипетром в правой руке. Единственным, что указывало на его азиатское происхождение, было широкоскулое лицо с косыми глазами и улыбкой добродушной, но в то же время совсем иной, чем у людей белой расы. В знак его неограниченной власти его окружало несколько человек, чиновников или купцов, стоящих на четвереньках, касаясь головой земли.

Беатриса с возрастающим любопытством следила за созданием этого произведения, дающего целостную картину всего мира. Она испытывала потребность ежедневно наблюдать за постепенным развитием рисунков и линий. Скромная кордовская девушка вполне освоилась в гостинице Буэносвиноса с азиатскими атлантами и троглодитами и узнала благодаря сеньору Кристобалю, как велика эта Индия, о которой столько толковали ученые: она занимает более трети всего мира, и, по словам космографа, там есть пять тысяч городов и девять тысяч крупных селений.

Когда дон Кристобаль отлучался, например обедал у кого-нибудь из придворных или пытался продать какой-нибудь из печатных фолиантов, хранившихся у него в каморке, девушка, безмолвная и хмурая, сидела внизу, в столовой, часами дожидаясь возвращения иностранца.

Всю зиму сеньор Кристобаль работал в этой большой общей комнате. Так как стол, за которым ели постояльцы, был свободен от полудня до ужина, картограф мог заниматься на нем своим рисованием, греясь в то же время у очага. Теперь, когда наступили теплые дни, путешественников прибавилось, помещение было постоянно полно народу, и он был вынужден перейти работать на верхний этаж. Беатриса приходила к нему в чулан с бесстрашием девушки, привыкшей давать отпор дерзостям мужчин и уверенной в своей способности защищаться.

Да и «капитан» вел разговор очень мягко, беседовал с ней спокойно, с почти отеческим доверием, которое вполне оправдывала разница в возрасте между ними. Для него, в свою очередь, стало необходимым присутствие этой молчаливой поклонницы. В печальное одиночество одержимого искателя она вносила ту живительную силу, которая свойственна каждой женщине.