Жеральд Мессадье - Маски Тутанхамона

Состоялась первая встреча Советника и регента со времени драматической пробы сил. При этом присутствовали Хоремхеб и Маху. Тхуту опасался худшего.

Но он нашел, что Ай был достаточно приветлив. Блеск, с которым был проведен Праздник Долины, почести, которые ему оказала знать провинции, подарки как признание его превосходства, без сомнения, польстили ему. Успокоенный ощущением своего могущества, он, вероятно, решил, что жестокое противостояние с Первым советником и Хоремхебом было только временным.

Между тем он заметил вытянувшееся лицо Шабаки, сидевшего, как обычно, в углу зала.

— Итак, Советник, вот уже много дней, как мы не видели друг друга. Что случилось в мое отсутствие? Мне сообщили, что ты отправился в Ахетатон. Был ли ты принят, как подобает твоей особе?

Сколько бесцеремонности и лицемерия!

— Было необходимо официально справиться о благополучии царя и царицы после ужасной попытки убийства царя.

Это было напоминанием о приличии, которого требовал этикет царского двора.

— Ты правильно сделал, — сказал Ай.

— Следовало бы и тебе, регент, нанести визит с той же целью.

Похоже, это предложение не прельстило Ая. Он продолжил разговор:

— Как чувствует себя царь?

— Мне показалось, он стал сильнее и достиг большой зрелости ума.

— Что это значит?

— Что у него сложилось более ясное понимание целей нашего правления. Я ему рассказал о событиях, которые были связаны с посягательством на его личность. Он понял, что враждебные силы взбудоражили царство. Без сомнения, он начинает понимать причину своего пребывания в Ахетатоне и значение внешнего вида божественного царя.

Отчет был преднамеренно поверхностным: Тхуту не упомянул о том, что молодой царь показался ему сильно изменившимся, лишенным той живости, которая была свойственна молодости.

— Стало быть, мальчик поумнел.

Холодная снисходительность вызвала у Тхуту раздражение.

— А ты, ты знаешь, что творится в царстве? Кое о чем Шабака мне вкратце рассказал, — продолжил Ай ироническим тоном.

— Именно так, я во многом разобрался, регент, — ответил Первый советник бесцеремонно.

Искал ли Ай повод для нового столкновения?

— Но что еще?

— Ты предусмотрел все возможные средства захвата власти, — устало ответил Тхуту, — и убрал всех соперников. Но люди не хотят отказываться от привычного. Подобно всем учрежденным органам управления, духовенство и армия не приемлют слишком сильных потрясений.

Это была самая мягкая форма описания положения в стране.

Ай долго качал головой.

— Теперь, — заключил Советник, — следует ублажить их, поступившись чем-то существенным.

— Признать официально возвращение древних культов, хочешь ты сказать? Хорошо, — одобрил Ай.

— Это надо будет сделать быстро. Апихетеп — далеко не единственный честолюбивый человек в царстве.

— Это очевидно. Представь мне свой проект.

Тхуту попрощался. Возвращаясь в свой кабинет, он ощущал, что его всюду преследует маска Тутанхамона. Что скрывалось за этой невероятной невозмутимостью, несвойственной мальчику такого возраста? Высшая мудрость? Или же удовлетворенное слабоумие? Если справедливо первое, как удалось мальчику обрести совершенное спокойствие души? А если второе, — как случилось, что никто не замечал врожденной слабости тела, которая восторжествовала также над разумом?

Неужели это была цена славы золотого мальчугана, который распутал столько интриг?

Обхватив тонкий ствол пальмы сильными ногами, мальчишка высоко забросил веревку, по которой собирался подниматься, и, схватив скользнувший вниз конец, прикрепил его к одному из выступов — очевидно, это был обрубок упавшей или отрезанной пальмовой ветви. После этого он подтянулся почти на целый локоть, используя силу ног, каждым пальцем вцепившись в шероховатую поверхность ствола и стремясь изо всех сил удержаться.

Под пальмой стоял, наблюдая за ним, писец, несколькими годами старше, с выражением интереса и тревоги на лице.

Мальчишка подбирался к вершине пальмы. Там он схватил большой нож, висевший у него на шее на ремешке, и срезал у основания ветку с финиками, ставшую предметом вожделения. Затем он сбросил ее вниз своему старшему товарищу, который схватил ветку на лету.

Мальчишка спускался быстрее, чем поднимался, но не забывал при этом использовать веревку.

Невзирая на то что он тяжело дышал от напряжения, у него был сияющий вид.

— Писцу не пристало выполнять такую работу, — сказал мальчишке его старший товарищ. — Для этого есть садовник.

Садовник как раз наблюдал за ними издалека.

— Я знаю, — ответил мальчишка, потирая руки. — Но у меня тогда было бы чувство, что я ниже садовника, если не умею сделать так же, как он.

— Посмотри, ты ободрал руки. У писца они должны быть гладкими.

— Я предпочитаю иметь менее гладкие, но более сильные руки.

Он оторвал от ветки один финик, обгрыз его и выплюнул косточку настолько далеко, насколько позволяло это сделать его учащенное дыхание.

— По меньшей мере три локтя! — воскликнул он.

Тот, что был постарше, принялся смеяться и гоже сорвал финик с ветки.

— Ты, может, еще собираешься стать плотником?

— Почему бы нет? Я люблю тренировать свое тело. Я уже сильнее, чем ты!

Он толкнул локтем товарища, который ткнул ему ветку с финиками в лицо.

Не прекращая смеяться, они зашли в дом, расположенный неподалеку от храма Амона в Карнаке, окруженный огромным садом, с которым соседствовала пальмовая роща.

Это был Дом Жизни.

При всех крупных храмах были Дома Жизни.

Рабочие комнаты писцов с первого взгляда производили впечатление мест, где властвует разум. Там не только переписывали религиозные тексты, их там и составляли. Следовательно, именно там находились люди окрыленные, способные управлять сердцами тех, кто не был достаточно просвещен, кому пот физических усилий застилал глаза, ослепляя их. Чеканили там не только слова, но и неосязаемое золото мысли, являющееся кровью богов.

В частности, в Карнаке копировали версию Книги мертвых. Это было очень выгодное занятие, приносившее хороший доход Домам Жизни. Даже неграмотные покупали экземпляры этой рукописи, считая, что она должна стать одной из погребальных принадлежностей, когда их уже не будет больше там, где эти книги читают глаза живущих. Самые богатые заставляли писцов читать ее вслух, за это они платили. Что касается грамотных людей, то почти все они знали ее наизусть.

Совершенствовали также в Доме Карнака надписи, использующиеся художниками и скульпторами, ибо чего стоит вечность камня, если на нем неумело отображено слово? По этой же причине там придумывали изображения для украшения храмов, часовен и гробниц. Никому не приходило в голову строить гробницу, не предоставив набросок в виде образов и иероглифов на рассмотрение писцам ближайшего Дома Жизни.