Мария Шиповская - Сокровища Королевского замка

Подавая ему на прощанье руку, она добавила:

— Пожалуйста, пан Станислав, поберегите ногу!

Неизвестно почему, Станиславу вдруг показалось, что она хотела ему сказать что-то совсем другое.

Неожиданно для самого себя он наклонился и поцеловал ей руку.

— Значит, завтра к вечеру. Я буду ждать, — сказала она, и в голосе ее снова зазвучала скрипка.

В ту же минуту в прихожую вошла Кристина, в руках у нее была большая светловолосая кукла, та самая, что накануне глядела на них с подоконника Галиной комнаты.

— Галя… — начал было он, собираясь передать сестре приглашение Миложенцких.

— Галинка, — поправила она, как будто Станислава могла интересовать только кукла. — Я возьму ее в мастерскую. Буду по вечерам отрабатывать, заодно и ей сошью. Мы сейчас как раз шьем кофточки и платья из розового шелка. Столько оборок, что хватит и на бант для медведя.

«Сопливые еще!» — подумал Станислав, и ему вдруг стало и смешно, и досадно, что недавним Галиным словам он придавал какой-то особый смысл.

— Галюся, мама зовет! — Панна Дыонизова снова увела девочку.

— Я хотел бы попрощаться, поблагодарить, — рванулся он было за ней.

— Завтра! Завтра! — отвечала панна Дыонизова, как всегда, суховато и резко.

— Завтра, — повторила Кристина. — Завтра придем сюда! А сейчас на Беднарскую!

Станислав неприязненно поглядел на куклу.

— Сделай одолжение, заверни это сокровище в бумагу! — сказал он сурово. — Привлекает внимание, — добавил он, смягчившись, ему не хотелось обижать сестру насмешками, что в ее, мол, возрасте с такими игрушками по улице не ходят.

Они пришли домой, и Кристина сказала вдруг с неожиданной серьезностью:

— У них теперь началась новая жизнь.

Он не сразу понял, о ком идет речь.

— Ты видел, как Галя счастлива, что известие о смерти отца оказалось неверным. И что именно Ирэна Ларис… его нашла, спасла ему жизнь…

Она умолкла. И тотчас же снова заговорила о том же:

— Сташек, а ты видал когда-нибудь Ирэну Ларис?

— Только на фотографиях.

— Она, наверное, красивая. Больше, чем красивая. Все восторгались ею. Ее пением. Когда они познакомились с паном Миложенцким, она уже была знаменитостью. Но вышла замуж и перестала петь. У них родился Антек, потом Галя. Но пани Ларис все равно решила вернуться на сцену. Муж не разрешал. Он любил ее больше всего на свете и боялся потерять. Ну и потерял. Когда она настояла на своем, думали, он сойдет с ума или застрелится. Мать его не могла этого забыть. Во всем винила музыку.

— А ты откуда все это знаешь?

— Марцинка рассказывала, когда мы стирали куртку Стасика.

Кристина говорила об этом так естественно, как будто разгадка столько лет мучившей ее тайны была чем-то самым будничным.

А потом все же не выдержала и, должно быть подражая Марцинке, заговорила восторженно, нараспев:

— Они расстались. Из-за музыки. Из-за пения. Из-за сцены. Любили друг друга больше всего на свете. Но и уступить не могли. Поссорились. «Пока не позовешь — не вернусь», — сказала пани Ларис. А он не уступил. Пани Ларис ни разу не пришла к себе домой. И сюда на Козью. С мужем не видалась ни разу. С Галей тоже. Только Антек у нее иногда бывал. А бабушка убивалась из-за сына и во всем винила музыку и невестку.

— И поэтому музыка в их доме была под запретом?

— Конечно… Но только… Не мешай! — И Кшися снова заговорила торжественно, чуть протяжно, должно быть от Марцинки переняв этот тон. — В тридцать девятом люди передали, что ротмистр погиб в отряде Хубала. Об этом сообщили пани Ларис. А она говорит: он живой. «Он звал меня, я слышала». Люди говорят, что когда человек умирает, он перед смертью думает о тех, кого любит, иногда родные слышат его голос. А пани Ларис свое: «Он не умер, я знаю. Он жив».

Поехала, искала. Нашла, только не там, где были бои, а в глухой деревне, в овине, у чужих людей. Как он туда попал, кто его вынес — неизвестно. Он был весь изрешечен пулями, осколками, его узнать было нельзя. И горло было задето, думали, никогда не сможет говорить.

А пани Ларис сделала чудо. Если бы не она, ему бы не жить. Она уговорила врачей сделать какую-то там уникальную операцию… И еще она все это время принимала участие в подпольной деятельности. Устраивала тайные концерты. Необыкновенная женщина. Но сюда, на Козью сообщила, только когда ротмистр поправился и она смогла привезти его в Варшаву.

— И этот концерт — знак примирения с его матерью?

— Я ночью несколько раз просыпалась, а они там, где-то за стеной, все говорят и говорят, будто хотят наговориться за все годы разлуки.

— А я ничего не слышал. Спал как убитый.

— Ничего, кроме утренней тревоги! — Она рассмеялась, вспомнив, как напугали их со Стасиком гулявшие по подоконнику голуби. И опять вернулась к своему рассказу.

— У них новая жизнь. Вокруг смерть, несчастья, а у них все заново.

В этот вечер Станислав долго не мог уснуть и все повторял Кшисины слова: «Вокруг смерть, беды, а у них все заново».

И невольно вспомнил Галю и ее приглашение — завтра непременно зайти.

Еще до рассвета он проснулся от какой-то непонятной тревоги. Открыл глаза и в редеющем сумраке увидел свой костыль, прислоненный к стулу, и куклу на середине стола, там, куда ее вчера водрузила Кшися со словами: «Осторожно, не разбей, она из фарфора!»

Станислав не мог понять, откуда эта тревога, вокруг царила глубокая, ничем не возмутимая тишина.

И только потом он сообразил, что именно эта тишина и тревожит его, вызывая страх. По утрам его всегда будил доносящийся сверху стук каблуков и негромкие, приглушенные мужские голоса. Потом этажом выше хлопали двери, на лестнице раздавался топот сапог — кто-то спешил, сверху вниз, через две ступеньки, лишь бы поскорее, и наконец наступала тишина, — сигнал для Станислава, что, если он хочет успеть в свою фирму, пора вставать.

Теперь в квартире над ними стояла глубокая, мертвая тишина. Невинные слова «в доме чисто» означали, что всех жильцов и гостей, посещавших эту квартиру, гестаповцы увезли на допрос и пытки, и обратно они не вернутся.

Шум за стеной, на кухне, отвлек Станислава от мрачных мыслей. Это Кристина встала и принялась за обычные утренние дела.

Чашка черного ржаного кофе с сахарином и два куска хлеба с мармеладом — вот и все, что нашлось в доме на завтрак. Но после обильного угощения, которое так заботливо приготовили панна Дыонизова и Марцинка, они и сейчас не чувствовали голода.

Кшися отправилась в мастерскую, объявив, что теперь хозяйка даст работу еще и на вечер, придется наверстывать.

— Лишь бы мне не забыть про розовый шелк для Галинки, — добавила она.

Станислава в его фирме никто ни о чем не спрашивал.

— Бартошак за тебя делал рейсы, — сообщили ему, и разговор был закончен.