Мария Шиповская - Сокровища Королевского замка

С чувством облегчения, веселые, радостные, вышли они из здания.

Хрупкое стекло, которое, казалось, обладало особой способностью вызывать ненависть врага и притягивать к себе опасность, теперь было под надежной защитой, в руках опытных людей.

Погожий, золотисто-розовый день клонился к закату. На минуту ребята остановились возле здания архитектурного факультета, прикидывая, каким путем им лучше возвращаться домой.

Вдруг кто-то, выходя из здания, хлопнул по плечу Станислава и знакомый голос спросил:

— Ты что тут делаешь? Уж не переходишь ли с исторического к нам?

Станислав оглянулся. Нет, это невозможно! Еще одно чудо в этот благословенный день!

— Пан Пётрек! — радостно воскликнула Кристина.

— Петр! Ты жив? Целехонек? Здоров? — лихорадочно вопрошал Станислав. — Значит, тебя не было в Мокотове, когда…

— Кто же вы: пан Петр или пан Ян? — тихо спросил Стасик.

— Так вы знакомы? — удивился Станислав. — Похоже, у этого паренька в Варшаве на каждой улице друзья и родные?

— Еще как знакомы! — рассмеялся Петр. — Да ведь его брат и он, мы…

— Понятно, — буркнул Стасик. — На Маршалковской — пан Ян. Для них — Петр. А в другом месте кто-нибудь еще…

— Не будь таким любопытным! — сказал Петр и стал прощаться: — Ну, мне пора! Пришлю связного на Беднарскую, он сообщит, где мы можем встретиться. Вижу, что то, о чем мы с тобой говорили у памятника Мицкевичу, ты довел до конца… — Потом он повернулся к Стасику. — Зайди ко мне на Маршалковскую, если помнишь адрес…

— Зайду, пан Ян!

Шли они вместе.

На Маршалковской Петр неожиданно исчез в подъезде одного углового дома.

Ребята остановились на трамвайной остановке, по-прежнему в приподнятом настроении. Красные трамваи тарахтели и весело позванивали. Мимо пробегали маленькие разносчики газет.

Двое оборванцев распевали во все горло песенку о «маляре-идиоте», проигравшем войну…

Неожиданно завыли сирены. Немецкий голос, меняя тональность, то повышался до плаксивого стона, то снова гудел басом:

— Zum Luftschutzraum! Schnell, schnell! [41] В убежище! Быстро, быстро! (нем.).

Несколько немцев с паническим криком побежали туда, где намалеванные стрелки указывали дорогу к бомбоубежищу.

Но зато толпа варшавян еще шумнее заволновалась на улице, люди вглядывались в небо и прислушивались к далекому рокоту моторов.

— Англичане летят?

— Нет! Русские!

— Да, летят! Ну, дадут фрицам прикурить!

И только когда неподалеку раздались взрывы бомб, улица опустела.

Станислав следом за Кристиной и Стасиком доковылял до ближайшей подворотни.

Их окружила гудящая, развеселившаяся толпа, бурлящая человеческая лава. Красивая, пышная девушка в берете, кокетливо сдвинутом набок, дворник с метлой в руках, слесарь, известная актриса, знаменитый профессор, служащий с портфелем, старуха с корзиной. Нарядные и обтрепанные. Толпа. Пошли по кругу всевозможные новости и шутки. Военные сообщения последнего дня, сведения о немецких эшелонах, идущих с фронта и на фронт, свежие пророчества.

Кто-то сообщал, почем нынче на рынке кусок свинины, сало и доллары. Кто-то в углу приоткрыл кошелку с деревенской колбасой и маслом, и тут же началась торговля.

Навстречу одной шутке летели еще две, меткое словцо пикировалось со столь же удачным. Веселье смягчило натиск острых локтей.

— Знаете, — говорил соседу знаменитый профессор, — во время предыдущего налета на площади Керцеля никто не прятался. Все смотрели в небо и хлопали. Такой уж город — единственный на свете!

Казалось, что и тут при звуках взрывающихся бомб взорвутся аплодисменты.

Охваченный этой особой атмосферой, Станислав чувствовал, что он среди своих, среди людей, хорошо ему знакомых с давних пор по встречам на улице или в магазине, по воспоминаниям и еще по каким-то неуловимым приметам, объединявшим людей этого удивительного города.

Но, следуя привычке военных лет, Станислав не забывал оглядываться по сторонам, оценивая обстановку. Они стояли в подворотне солидного варшавского дома. Мощные кирпичные стены, такой же кирпичный свод над головами надежно предохраняли от бомб, хотя само здание было сожжено еще в тридцать девятом году. Входная дверь, которая раньше вела на лестничную площадку и далее, в расположенные на этажах квартиры, теперь была наглухо заколочена толстыми досками.

В глубине виднелся двор, заросший травой, несколько кустиков и один-единственный тополь, возле которого был воздвигнут маленький алтарь.

Однако выхода во двор не было. Его закрывала стена из ажурно уложенных кирпичей. Просвет между кирпичами позволял видеть все, что происходило во дворе, но проникнуть туда было невозможно.

Станислав заметил, что и Стасик оглядывается неодобрительно. Как видно, и он не любил подобных мест без запасного выхода.

Кристина смотрела сквозь ажурную кладку во двор, где смешно подпрыгивал маленький котенок, он играл со своей тенью, не подозревая об опасности, которая заставила людей собраться в подворотне.

— Кис, кис, — позвала Кристина котенка.

К ее голосу присоединился восторженный детский голосок, перекрывший говор толпы.

— Киса, киса! Киса, киса!

— Ися!

«Пани Ядвига с Исей! Надо же, такой случай! Вместе поедем на Беднарскую, когда дадут отбой!»

Вдруг люди умолкли. Теперь еще отчетливей слышался птичий гомон, монотонный, высокий гул моторов в поднебесье и радостные возгласы Иси.

Заглядевшись было на беззаботную игру девочки, манившей к себе маленького котенка, люди сейчас оглянулись.

И увидели над головами жесткую военную немецкую фуражку.

Толпа заволновалась, уплотнилась, стала перемещаться. Люди передвигались мелкими, почти незаметными шажками.

Неизвестно, каким образом и когда наши друзья, стоявшие до сих пор недалеко от стены, загораживавшей выход во двор, оказались теперь прямо за спиной немца, на целую голову возвышавшегося над толпой.

Он глядел на улицу, поэтому они не видели его лица, но заметили высовывавшийся из-под фуражки бинт и рыжеватые, в мелких завитушках волосы на толстой шее.

Это был Бруно.

Огромными красными лапами сжимал он под мышкой автомат.

Они хотели отступить, но толпа напирала, делала их неподвижными.

Если он оглянется и увидит их так близко, путь к бегству будет отрезан.

Для спасения оставался лишь один шанс: ударить, оглушить его.

Они молча обменялись взглядами. Станислав медленно, очень медленно поднял свой костыль, чтобы нанести удар.

В это мгновение Бруно обернулся.

Ослепленный уличным светом, он в первый момент даже не различал никого конкретно, а видел перед собой лишь скопище людей. И этого было достаточно, чтобы вывести его из себя.