Дмитрий Евдокимов - 1612 год

Вскочив на коня, он поспешил туда, откуда доносился многоголосый гул.

Большая поляна многолюдьем и красочностью одежд напомнила Дмитрию в этот утренний час Красную площадь. Утоптанная за три недели так, будто снег превратился в дощатый настил, освещаемая неярким январским солнцем, она никак не напоминала о грядущей кровопролитной войне. С гиканьем проносились всадники, скрипели сани, подвозившие продовольствие, а роскошные пестрые шатры, окруженные плотной толпой, скорей напоминали ярмарочные балаганы.

— Тоже вояки! — пробормотал Пожарский, направляя своего коня к центру поляны, пока не натолкнулся на сплошную цепь стражи, окружающую широким кольцом шатры и подводы, на которых располагался главный военный барабан и войсковое знамя.

— Эй, князь, и ты здесь? — услышал он оклик сзади. Оглянувшись, узнал в приближающемся всаднике Никиту Хованского.

— Ну, что слышно? Выступаем? — нетерпеливо спросил Пожарский, забыв поприветствовать свояка.

— Здоров будешь, Дмитрий свет Михалыч, — осаживая своего коня, с подчеркнутой почтительностью произнес Хованский.

Дмитрий, поняв, что допустил бестактность, покраснел и поспешил ответить:

— Прими, князь, мой поклон. Уж очень ждать надоело. Знаешь ли какие новости?

— Новости есть. — Хованский многозначительно показал в сторону шатра главного воеводы. — Прибыл царский гонец. Царь осыпал золотом Мстиславского за полученные им раны и проявленную храбрость. Даже своего лучшего лекаря прислал — Каспара Фидлера.

— Много храбрости не надо, чтоб позволить себя сбить, как чучело огородное! — сердито процедил Пожарский.

— Царю-батюшке из Москвы виднее, — усмехнулся Хованский. — Велено также объявить царскую благодарность всему войску. Так что можно ожидать новых денежных выдач.

— Это, конечно, хорошо. Но когда же воевать-то начнем?

— Гонец известил, что к нам из Москвы идет новый отряд для подкрепления, составленный из придворных царя. Ведет его сам Василий Шуйский. Будет здесь через неделю. Вот тогда и выступим!

…Разведывательный отряд — ертаул, состоящий из самых лихих наездников, на этот раз поручили возглавить Дмитрию Пожарскому. Двадцатисемилетний князь был горд возложенной на него ответственностью. Вот когда пригодился его опыт, полученный в схватках с татарами и шведами.

Ему то и дело приходилось сдерживать прыть своих более молодых товарищей, убеждая их не отрываться далеко от основной массы всадников, тянущихся цепочкой по лесной дороге. Сейчас впереди гарцевал восемнадцатилетний Михаил Скопин-Шуйский, {23} 23 Скопин-Шуйский Михаил Васильевич (1586–1610) — князь, боярин, русский полководец. Участник подавления восстания И. И. Болотникова. В 1610 г. во главе русско-шведской армии освободил Москву от осады тушинцев. В дальнейшем должен был во главе армии следовать к осажденному Смоленску, но летом 1610 г. внезапно умер. отпрыск младшей ветви «принцев крови».

— Поостерегись! — сурово окликнул его командир, увидев, что лес впереди светлеет, указывая то ли на приближающуюся большую прогалину, то ли на опушку.

Оказалось, действительно то был край леса, за которым тянулись просторные поля, перемежаемые мелколесьем. Спешившись по команде князя, всадники, не выходя из-за деревьев, пытливо оглядывали снежную равнину. Неожиданно Дмитрий указал на видневшуюся слева рощицу:

— Там люди!

— С чего ты взял? — ревниво спросил Михаил Скопин.

— Видишь, воронье кружит? Наверняка их спугнули всадники.

— Ишь ты! — восхитился Михаил. — Премудр ты, однако.

Пожарский усмехнулся:

— Побыл бы на украйнах с мое, не такого бы от татар научился, разведчики они знатные.

— Что же, я виноват, что за три года, как на службу пришел, меня от двора никуда не посылали? Вот погоди, ужо научусь не хуже тебя.

— Верю, что славный рыцарь из тебя выйдет, — доброй улыбкой ответил Дмитрий. — Рода ты по воинским заслугам славного. И отец твой в свое время отличился вместе с Иваном Петровичем Шуйским, отстаивая от Стефана Батория Псков.

— Недаром мы — Скопины, — горделиво сказал Михаил, подкручивая пушок над верхней губой. — Ведь известно, что скопа — это птица из орлиного племени. Это прозвище моим предкам за храбрость дали!

— Вот хвастаться воину чужими заслугами, пусть даже и предков, не пристало! — назидательно отметил Дмитрий и тут же перешел на деловой тон: — Давайте лучше обдумаем, как нам добраться до этих людей. Наверняка это сторожевой пост угличского вора. Нам бы хоть одного в полон взять, чтоб дознаться, где их основное войско находится.

— Как же через такое поле, да еще средь бела дня, незаметно пробраться? Безнадежное то дело! — сказал Иван Хворостинин, также вызвавшийся вместе с Пожарским быть в ертауле. — Надо бы темноты дождаться!

Пожарский медлил с решением, продолжая пытливо осматривать окрестности. Потом вдруг весело сказал:

— А мы к ним не пойдем. Надо, чтобы они сами сюда пришли. Давай-ка, Иван, да и ты, Михаил, собирайтесь на свое первое боевое крещение. Подберем еще товарищей пять, у кого кони порезвее и кто понаряднее одет, чтобы жадность у казаков вызвать. Через поле, не торопясь и не скрываясь, будто ничего не подозреваете, поедете прямо к этой рощице.

Когда отряд из семи человек был собран, Пожарский сказал добровольцам:

— Врукопашную ни в коем случае не ввязываться, даже если их будет столько же, сколько и нас. Если они начнут стрелять, ответим залпом, чтобы их раззадорить, и начнем уходить…

— Сюда же? — живо спросил Михаил, начавший понимать замысел командира.

— Нет. Тут невозможно сделать засаду. Да и они могут догадаться о ловушке. Поскачем вон туда, вправо. Видишь, там поляна вдается в лес таким языком? Как достигнем леса, спешимся и начнем стрелять из-за деревьев. Ясно? Только в своих не попадите, потому что остальные из основного отряда будут отрезать им отход. Ну, с Богом! Впрочем, нет. Подождем, пока наши доберутся пешком до той опушки.

Через полчаса смельчаки услышали условный знак — трехкратное карканье вороны. Лесная дорога, по которой они выехали, вела дальше через поле именно к той рощице, где кружилось воронье.

Чем ближе они подъезжали к засаде, тем больше росло напряжение.

«Вдруг казаки пропустят нас мимо, а потом ударят сзади?» — размышлял Дмитрий, напряженно вглядываясь в купу голых берез, низ которых плотно прикрывал зеленый щит из молоденьких елок.

Отряд приближался все ближе, стараясь не замедлять движения, чтобы не вызвать подозрения, пока вдруг тишину не прорезал пронзительный свист.

— Ишь, соловей-разбойник! — с довольным смешком сказал Пожарский, радуясь, что казаки обнаружили себя раньше времени.

Из ельника раздался зычный голос, произносивший слова с южнорусским, мягким акцентом: