Анатолий Ковалев - Потерявшая сердце

Они вышли за околицу и остановились у плетня, за которым паслась одинокая белая лошадь, пощипывая хилую прошлогоднюю травку, появившуюся в проталинах. Закат выкрасил ее шкуру в розовый цвет, отразился в темных влажных глазах, которые с грустной задумчивостью наблюдали за незнакомцами.

— Откуда будешь родом? — поинтересовался Савельев.

— Не все ли равно, — бойко ответил тот. — Откуда бы ни был, там меня уже нет.

— Как попал к Касьянычу?

— Вы что, полицмейстер, мне допрос учинять? — грубо оборвал парень.

— Нет, братец, я не полицмейстер, — спокойно сказал Дмитрий. — Я — хуже, потому как вижу тебя насквозь. Это ты крестьянам мог заливать, что был в плену у Касьяныча. Куда там Касьянычу пленных-то брать, когда своим разбойникам жрать нечего? К тому же ты пришлый, стало быть, из дезертиров. А с дезертирами у меня разговор короткий… — Савельев неожиданно выхватил саблю, глаза его налились кровью, брови сдвинулись на переносице. — Разрублю пополам, как свинью к Рождеству! Пискнуть не успеешь! — рявкнул он раскатистым командирским голосом.

Разбойник молниеносно грохнулся на колени и взмолился:

— Пощади, барин! Не убивай!

— То-то же! — Дмитрий спрятал саблю в ножны. — Встань и отвечай. Отчего сгорела Касьяновка?

— Подожгли.

— Кто ж подпалил этого висельника?

— Один из его людей, пришлый.

— Дезертир?

— Раскольник.

— Ишь ты! — нахмурился Савельев. — За что?

— Не поделили кое-чего, — неопределенно ответил разбойник.

— Где же теперь Касьяныч?

— А Бог его знает, — пожал плечами парень. — Исчез со своими ребятами в ту же ночь.

— А тебя почему не взял с собой?

— Я обгорел, лежал без памяти. Когда очнулся, их уже не осталось никого…

— Девушка была в деревне? — внутренне содрогаясь, задал главный вопрос Дмитрий. — Молоденькая совсем, из дворяночек?

— Кажись, была, — медленно ответил тот, опасливо косясь на саблю Савельева.

— Куда подевалась?

— Так из-за нее и вышел пожар. Когда ребята привезли девицу в лес, раскольник назвался ее братом. И она вроде его признала за брата. Он забрал ее в свою избу, а ночью поджег деревню и убег вместе с молодкой…

Савельев молча переваривал новость. Может быть, речь идет о какой-то другой девушке? Елена не могла быть раскольницей, и не было у нее брата среди разбойников. Он попросил описать внешность девицы и немедленно получил точный портрет Елены. «Ну, по крайней мере, жива!» — с облегчением подумал Дмитрий и хотел было вернуться к трактиру, где ждал его конь, но вдруг услышал за спиной горячий шепот:

— Барин! А, барин? Ты бы взял меня с собой!

Савельев обернулся и пытливо сощурился.

— Я этого раскольника из-под земли достану, ежели он тебе нужен! — продолжал разбойник. — Ты ведь даже не знаешь, каков он из себя. И девицу твою отыщу, не за семь морей небось он ее увез! А уж я буду служить тебе верой и правдой.

Савельев успел принять решение прежде, чем тот договорил.

— Положим, я тебя возьму, — усмехнулся он. — Ну а как же мы поедем? Вдвоем на одном коне?

— Вон лошадь пасется, местного попа, — указал разбойник на кобылу, которая внимательно слушала всю их беседу, прядая ушами. — Тот сейчас служит обедню. На ней и поеду.

— Так она без седла!

— Уж как-нибудь… После, на первом же постоялом дворе подержанное… куплю. — Последнее слово парень добавил таким загадочным тоном, что стало ясно — покупать он собрался без денег.

Савельеву нравились отчаянные ребята, сорвиголовы, принимавшие молниеносные решения. К тому же его смешила мысль, что путешествие в Петербург они совершат исключительно на поповских лошадях.

— Ну, коль так, поехали, — бросил он через плечо замершему в ожидании парню. — Жду тебя возле трактира… Чтобы через минуту там был!

Когда они пересекли Касьянов лес и выехали на большую дорогу, Дмитрий спросил:

— Как звать-то тебя?

— Илларионом, — ответил разбойник и лягнул каблуком стоптанного сапога лошадь, которая то и дело поворачивала голову, норовя укусить всадника за колено. Поповская кобыла, несмотря на свой кроткий взгляд, оказалась животным норовистым, и ее новому владельцу не раз пришлось пожалеть о своем выборе.

Старые тайны и новые огорчения

Евлампию словно подменили в эти дни. Обычно словоохотливая и острая на язычок, она будто дала обет молчания. Ходила с поникшей головой, смотрела на всех исподволь, украдкой, словно стыдилась поднять глаза. Князь старался ее не замечать, хотя прекрасно знал, что творится в душе няньки его детей с того самого злополучного утра, когда он пытался подсунуть Глебу отравленную конфету. Илья Романович отбыл в Петербург, так и не объяснившись, сухо бросив на прощание: «Смотри за слугами, чтобы не воровали!»

В своей маленькой комнатке, похожей на келью, она не находила себе места, металась из угла в угол. За что отец травит ядом родное невинное дитя?! Ответа не находилось. «Самое разумное — это поговорить с Глебушкой, — сказала она себе на другой день после отъезда князя. — Он оттого и скрытен, что много знает».

В комнатах Глеба она застала только старого Архипа, мастерившего деревянный ножик.

— Это еще зачем? — удивилась Евлампия.

— Барчук попросил выпилить. Для каких-то опытов, сказал…

— А где он сам?

— Ясное дело где, — махнул тот в сторону библиотечного флигеля.

Странно было видеть шестилетнего мальчика за огромным письменным столом, заваленным стопками книг. Глебушка что-то сосредоточенно писал. Евлампия подошла к нему почти вплотную, но он то ли не слышал ее шагов, то ли не хотел отрываться от своего занятия.

— Глебушка, — тихо позвала она.

— Чего тебе? — не подняв головы, спросил мальчик.

— Как много ты читаешь, миленький! В твоем возрасте это вовсе ни к чему…

Глеб наконец оторвался от работы и взглянул на нее, строго нахмурив брови. «У него глаза сорокалетнего мужчины!» — с ужасом отметила она.

— Тут есть одна книга по медицине, — начал он, оставив ее слова без внимания. — В ней много интересных рисунков, только она написана не буквами, а загогулинами. Я нашел словарь с такими же загогулинами — французско-арабский. И вот я хочу прочесть эту арабскую книгу…

Евлампия покачала головой. «Свихнется он на этих книгах, — подумала она, — если уже не свихнулся…»

— А что ты писал, когда я вошла? — поинтересовалась она.

— Составляю список книг, которые должен обязательно прочитать в ближайшие два-три года, — произнес мальчик с гордым видом. — Для этого мне надо еще изучить английский язык и арабский. Тут имеются книги на других непонятных мне языках, но я пока не выяснил, что это за языки…

«Господи! Что же это такое? — недоумевала нянька. — Он говорит как взрослый высокообразованный человек. В нем совершенно нет ничего детского!»