Сергей Шведов - Поверженный Рим

– Кто ведет легионы? – спросил епископ Нектарий.

– Комит Гайана, – отозвался со вздохом Лупициан. – Но это не легионы, а толпа варваров, чудом уцелевших в кровопролитной битве.

И тут квестора Саллюстия осенило. Он даже подхватился на ноги, дабы не упустить мысль, спасительную не только для него самого, но и для империи. Епископ Нектарий посмотрел на ликующего квестора с удивлением: ему показалось, что высокородный Саллюстий сошел с ума. Не может же нормальный человек так дрыгать конечностями в доме смиренного пастыря Христова стада. В этом благочестивейшем во всех отношениях доме даже рабы разговаривали шепотом, дабы не помешать невзначай молитвенному общению сиятельного Нектария с небом. Конечно, жилище епископа – это не храм, но воспитанный человек должен отдавать себе отчет, где он находится.

– Комит Гайана – лютый враг сиятельного Руфина, – выпалил Саллюстий и обвел всех присутствующих торжествующим взглядом.

– Можно подумать, что мы друзья префекта, – ехидно ухмыльнулся комит Петр.

– Вы меня не поняли, патрикии, – замотал головой Саллюстий, возбужденный открывшейся перспективой. – Для Гайаны встреча с Руфином смерти подобна. Ведь это именно комит убил Оттона Балта и других готских вождей, у которого с префектом были дружеские отношения.

– И что с того? – нахмурился епископ.

– Магистру Лупициану следует подготовить легионы для парада, дабы божественный Аркадий мог выразить им свою благодарность за верную службу.

– Какая благодарность! – взъярился Петр, вообразивший, что Саллюстий с Лупицианом опять вознамерились запустить руки в казну, доверенную его заботам. – Они потерпели поражение от того же Руфина.

– Теперь у них появился возможность отомстить патрикию за смерть своих товарищей, – криво усмехнулся Лупициан, разгадавший стратегический замысел хитроумного квестора.

– А как же божественный Аркадий? – спохватился Евтропий. – У мальчика доброе сердце.

Руфин был удивлен приемом, оказанным ему императором. Божественный Аркадий подслеповато щурился на нового префекта претория и улыбался. Причем улыбка была открытая, не таившая в себе подвоха. Судя по всему, Аркадий не видел в Руфине врага и, вероятно, искренне полагал, что тот станет опорой империи в нынешнее непростое время. Об этом он, кстати, заявил вслух, в присутствии едва ли не всех чиновников своей свиты. В качестве особого расположения к новому префекту претория божественный Аркадий выкупил у константинопольского купца дворец, в котором Руфин провел молодость, и вернул его законному владельцу. Удивленному Руфину ничего другого не оставалось, как выразить божественному Аркадию горячую благодарность за заботу и заверить его в своей лояльности.

– Я приказал комиту Петру обставить твой дворец, сиятельный Руфин, но не уверен, что он справился с моим поручением.

– В таком случае, божественный Аркадий, я приглашаю тебя осмотреть мой дворец, дабы составить собственное мнение о расторопности комита финансов.

Юный император, неожиданно для многих и в первую голову для самого префекта претория, предложение принял и пообещал навестить сиятельного Руфина в ближайшие дни. Магистр Евтропий даже зубами заскрипел от подобного легкомыслия. Божественный Аркадий превзошел сегодня самого себя. Нельзя сказать, что подобные визиты в гости к чиновникам бросали тень на императора, но, скажем, божественный Феодосий никогда не опускался до столь тесного общения даже с самыми преданными префектами и магистрами. По всему было видно, что Аркадию пришелся по душе сиятельный Руфин, державшийся, в отличие от чопорных константинопольцев, довольно свободно в роскошных покоях императорского дворца, построенного еще Константином Великим.

– Тебе следует поторопиться, – прошипел на ухо квестору Саллюстию Евтропий, – иначе сладкоголосый римлянин окончательно завладеет сердцем несчастного Аркадия.

Саллюстий в ответ только ухмыльнулся. Ярость евнуха его позабавила. Евтропий приложил массу усилий, чтобы настроить императора против нового префекта претория, но своими рассказами только пробудил любопытство в болезненном юноше, с трудом оторвавшемся от материнской юбки. Аркадий, привыкший жить за спиной отца, как за каменной стеной, мучительно искал новую опору и не находил ее среди своего окружения, что умного Саллюстия нисколько не удивило. Императора окружали либо ловкие интриганы вроде Евтропия и Петра, либо почтенные старцы вроде Лупициана, годные только для парадов и смотров. И конечно, на их блеклом фоне патрикий Руфин смотрелся истинным героем, овеянным славой. Иметь такого полководца любому императору было бы лестно, так с какой стати пенять за это юнцу Аркадию.

Император сдержал слово и навестил префекта Руфина через несколько дней. И, надо признать, надменный римский патрикий не ударил в грязь лицом перед императором. Столь роскошно обставленного приема прижимистые константинопольцы даже представить себе не могли. Каким образом префекту за столь короткий срок удалось не только отделать дворец, но и украсить его многочисленными фонтанами, статуями и картинами, квестор Саллюстий понятия не имел. Конечно, Руфин был очень богатым человеком, но ведь кто-то же снабдил его изображениями языческих богов, давно уже запрещенных в Константинополе. Даже Саллюстий, человек благочестивый и не склонный к показной роскоши, был потрясен открывшимся его глазам зрелищем. Что же тут говорить о божественном Аркадии, прежде видевшем только постные лики христианских подвижников на стенах церквей и храмов. Во дворце Руфина язычество сияло во всем своем блеске и варварском великолепии. Аркадий с интересом рассматривал обнаженные тела эллинских и римских богинь, и на лице его восхищение мешалось с растерянностью.

А впереди божественного Аркадия поджидало еще одно испытание. При входе в атриум он буквально столкнулся нос к носу с девушкой столь потрясающей красоты, что многие чиновники застыли словно в столбняке. Император же просто потерял дар речи. На миг ему показалось, что одна из эллинских богинь, которых он видел в саду сиятельного Руфина, вдруг ожила и облачилась в приличествующее случаю платье, дабы приветствовать дорогого гостя. Девушка была не одна, ее сопровождала высокородная Целестина, супруга комита Перразия, но несчастный Аркадий не видел никого, кроме склонившейся перед ним красавицы.

– Высокородная Володрада, дочь рекса Бастого, приветствует тебя, божественный Аркадий, – поспешил на помощь императору Руфин.

Он же подхватил гостя под руку и ввел его в свой дом, иначе Аркадий так и остался стоять на крыльце в качестве еще одной мраморной статуи.