Дадли Поуп - Лейтенант Рэймидж

— Я не знаю, чем все может закончится, сэр, но знаю, как должно бы. — Голос Рэймиджа был грустным, но лишенным эмоций, почти равнодушным.

— Ну, в таком случае, излагайте, — нетерпеливо заявил Нельсон. — Но кратко.

— «Сибилла», сэр — она не могла сражаться, а за раненными мы не могли обеспечить уход, так как хирург и его помощник погибли. Фрегат тонул слишком быстро, чтобы французы успели залатать его и сохранить на плаву. Мой поступок обеспечивал оказание медицинской помощи раненым, а здоровым давал время сбежать в шлюпках.

— Мысль оказаться в плену у французов так испугала вас, что сбежали после того, как сдались?

Нотка ехидства в голосе коммодора заставила Рэймиджа вспыхнуть от ярости, и лишь с большим трудом он удержал себя в руках.

— Нет, сэр! Я не сдался. Я преднамеренно покинул корабль прежде, чем раненые спустили флаг. Офицер, который позволяет себе и своим людям сдаться в плен, когда мог бы отступить и продолжать нести службу, должен рассматриваться как предатель, ну или почти как предатель. Именно об этом говорит Свод законов военного времени.

— Неплохо сказано! — сказал Нельсон, и неожиданно залился смехом. — Эта мысль пришла мне в голову при прочтении вашего рапорта. Рапорт, кстати, превосходный, и он уже на пути к сэру Джону Джервису с моим сопроводительным письмом. Теперь перейдем к спасению итальянцев.

— Мы сделали, что могли, сэр.

— Что заставило вас пойти на такой риск, имея всего лишь гичку?

Голос опять стал ледяным, и у Рэймиджа упало сердце.

— Это показалось меньшим из двух зол, сэр. Во-первых, если бы мы промедлили вывезти их, существовала опасность, что французы найдут и схватят беглецов. Во-вторых, в случае бегства в шлюпке существовал лишь риск попасть в шторм на перегруженной лодке.

— Значит, вы пришли к заключению, что предложение воспользоваться шлюпкой давало беглецам больше шансов на спасение?

— Да, сэр.

— Почему?

— Ну, если бы они остались на берегу, их могли бы выдать крестьяне. И я не смог бы этому помешать. Но если мы отправимся на шлюпке, был смысл рассчитывать, что мне так или иначе удастся пережить шторм.

— Отлично. Теперь о жалобе графа Пизано.

— Здесь нечего особенно сказать, сэр. Я вернулся назад, и обнаружил его кузена мертвым, но Пизано не верит этому.

— У вас не было свидетелей.

— Не было, сэр… А впрочем нет, есть! — воскликнул Рэймидж, сообразив, что недавняя операция вытеснила из памяти признание Джексона.

— Кто он?

— Старшина с «Сибиллы», американец по имени Джексон. Я не знал, что он видел тело после меня. Ему не было известно об обвинениях Пизано, и он не представлял, что его показания могут иметь какую-либо ценность. Так или иначе, сэр, прибытие «Диадемы» прервало дачу им показаний.

— Когда же вы это выяснили?

— Когда разговаривали на пути к «Белетте».

— Сговор? Нет, — коммодор отмахнулся от протестов Рэймиджа. — Я не утверждаю, что вы сговорились. Только указываю, что так скажут. Как вы думаете, почему граф Пизано нажаловался на вас?

— Чтобы обелить себя, — с горечью ответил Рэймидж. — Если докажут, что я нарушил свой долг, не вернувшись назад, все забудут спросить у него, почему он сам этого не сделал.

— Не все, — бросил Нельсон. — А что касается «Белетты»: вы понесли большие потери?

— Да, тринадцать убитых и пятнадцать раненых. Я ошибся в расчетах, сэр.

— В каком плане?

— Я предполагал обстрелять «Белетту» продольным огнем и отвернуть, прежде чем вступят в дело ее орудия.

— И что?

— Обстрелять получилось, но тут я понял, что не успеваю повернуть вовремя — мы попадаем под огонь последних пушек батарей фрегата — я не учел закругления его кормы.

— И как вы думаете, что вас теперь ждет?

— Прежде всего, полагаю, что будет возобновлено заседание трибунала по моему делу, сэр.

— Похоже, лейтенант, что вы удивительно несведущи в Статутах военного трибунала, и удивительно ненаблюдательны.

Видя недоуменное лицо Рэймиджа коммодор пояснил:

— Если заседание трибунала объявляется распущенным, вновь его уже никогда не собирают. А еще вы не заметили, что «Трампетера» нет на рейде.

— Но я полагал, сэр, что вы созовете новый трибунал.

— Может быть. Идите за мной, — приказал Нельсон, направляясь через дверь в большую каюту.

Около одного из больших окон кормовой галереи стояла Джанна. На ней был обычный походный черный плащ, только накинутый на плечи, так что из под него выглядывала красная подкладка и жемчужно-серая ткань платья с высоким лифом. Она в волнении смотрела на него, ее влажные губы были слегка приоткрыты. Слева от нее в кресле расположился плотно сложенный мужчина с короткой прямоугольной бородой. Между колен он сжимал трость. Трость была толстой — видимо, хромой — подумал Рэймидж. Потом лейтенант заметил, что левая нога мужчины в гипсе. Человек имел приятную наружность, но правильные черты не скрывали присущей ему жесткости, а может даже жестокости. Итальянец — вряд ли можно было сделать иной вывод, посмотрев на его лицо — но одежда: темно-серый сюртук, желтый жилет и бледно-серые бриджи — явно принадлежали не ему, или же его обслуживал скверный портной.

Онемевший от изумления Рэймидж перевел взгляд на Джанну и заметил, что она смотрит на этого человека с любовью, если не обожанием. Тот улыбнулся ей в ответ, устремленный на нее взгляд светился симпатией.

Удар, который испытал Рэймидж, был сокрушительным — это, должно быть, жених. Откуда, черт возьми, он тут взялся? Джанна никогда не говорила о нем. Впрочем, разве она обязана была это делать, с горечью подумал Рэймидж.

Коммодор, не имевший, естественно, ни малейшего представления о чувствах, обуревающих Рэймиджа, продолжал говорить о чем-то. Видимо, он представил сидящего, который попытался подняться, но Рэймидж попросил его не беспокоиться, подошел и пожал ему руку. Рукопожатие было крепким, улыбка на лице итальянца светилась искренностью и дружелюбием.

Рэймидж повернулся к Джанне, поднес к губам ее руку и, не взглянув не нее, повернулся к коммодору. Тот, похоже, пребывал в прекрасном расположении духа — он хлопнул себя по колену и воскликнул:

— И что вы скажете об этом, а, Рэймидж?

Рэймидж выглядел озадаченным.

— Небольшая неожиданность, а? Труп восстал из мертвых, чтобы рассказать свою историю!

Все, за исключением лейтенанта, рассмеялись. Неужели коммодор тоже из числа этих проклятых любителей розыгрышей?

— Мы почти встречались раньше, тененте, — произнес итальянец.

— В таком случае у вас есть преимущество передо мной, сэр, — холодно ответил Рэймидж.

Видно, все решили говорить загадками. Теперь очередь Джанны пинать его, уныло подумал Рэймидж, непроизвольно посмотрев на девушку.