Павел Макаров - Адъютант генерала Май-Маевского

Одновременно Крымпрофсоюз заявил протест против действий Слащева, требуя немедленного возвращения аре­стованных для гласного суда.

На заседании Совета министров, во главе с Мельнико­вым, выработано следующее постановление:

«Совет министров Южно-русского правительства, полу­чив в момент приезда в Севастополь сведения о том, что, до приезда, генералом Слащевым увезено в Джанкой 10 человек, преданных военно-полевому суду, обсуждал в за­седании своем, состоявшемся 12 марта, этот вопрос и принял ряд мер к тому, чтобы дело получило нормальное движение. В виду того, что военная юстиция и военная власть не входит в сферу компетенции власти граждан­ской, каковой является Южно-русское правительство, по­следнее, учитывая политическую сторону вопроса и озабо­чиваясь внесением законности во все области жизни юга России, поручило председателю Совета министров Н. М. Мельникову немедленно снестись по прямому проводу с ге­нералами Слащевым и Шиллингом и настоять на соблюде­нии всех законных гарантий в этом деле.

Это постановление было расклеено в мастерских за­вода. Пресса уверяла, что постановление произвело на рабочих самое прекрасное впечатление. На самом же деле, рабочие мало ему доверяли.

Рабочая делегация и Крымпрофсоюз передали постано­вление и послали телеграммы протеста Слащеву и Шиллингу.

И вот что ответил Слащев:

«Армянск 2 — III.

«1) Крымпроф Председателю Шевченко.

«2) Председателю Исполнительного комитета Канто­ровичу.

«3) Председателю союза зубных врачей.

«4) Правлению Союза кооперативов Севастопольского района.

«5) Правлению Общества потребителей севастопольских кооперативов.

«6) Во все газеты.

«Получил вашу телеграмму и поражаюсь: никогда от гласности не уклоняюсь, но не верю, чтобы честные рабо­чие сказали ваши слова. Вы или ваши ставленники за­нялись давлением на суд. В ответ на ваше заявление о том, что вдали от Севастополя судить нельзя, отвечаю:

«Вдали от фронта судить нельзя.

«Я уже сказал, что не допущу красных в Крым, но и не позволю тылу диктовать свою волю фронту. Добьюсь этого во что бы то ни стало, ставя ставкой свою жизнь и жизнь врагов России.

«Судить будут у меня и приговоры будут утверждены мною. Рабочие же ко мне не приезжали. .Сейчас прошу мне не мешать, так как я наступаю с войсками против красных, которым вы, видимо, помогаете. С л а щ е в».

Городская управа, опасаясь беспорядков среди рабочих, выразила Слащеву телеграммой и свой протест. Он от­ветил:

«Думаю, что делу больше поможет трезвое отношение рабочих к делу и исполнение Управой своего дела. Под­судимые судятся по закону фронтовыми чинами, которым они помешали работать. Честный человек не должен бо­яться места, где его судят, а руководители масс должны объяснить это своим доверителям, во избежание пролития крови. Слащев».

Слащевские телеграммы сильно волновали рабочих за­вода и порта. Они готовы были восстать, но их сдержи­вал Крымпрофсоюз. Председатель, меньшевик, Канторович дал обещание рабочим, что Южно-русское правительство не допустит смертной казни.

Действительно, глава министров Мельников по прямому проводу просил генерала Слащева, в целях укрепления в на­селении доверия к военной и гражданской власти, не до­пустить чего-либо неправомерного. Слащев отговорился тем, что никогда ничего против совместной работы с Ко­митетами и их союзами не имел, но «предатели России живыми не останутся. Фронт будет диктовать тылу, а не тыл фронту». — «Десять прохвостов расстреляны по при­говору военно-полевого суда. И сегодня утром нами взята Чаплинка, Преображенка, масса пленных и трофеи. Я только-что вернулся оттуда и считаю, что только потому в России у нас остался один Крым, что я расстреливаю подлецов, о которых идет речь».

Учитывая озлобление рабочих, контр-разведка раскинула среди них густую сеть.

Роль ангелов-миротворцев контр-разведки сыграли мень­шевики, которые успокаивали и отговаривали массы от активного выступления. Все-таки в Севастополе разрази­лась трехдневная забастовка траура.

Рабочие приступили к работе, уступая вооруженной силе, но с сознанием, что на месте десяти замученных восстанут сотни и тысячи.

Наше внимание привлекал самый революционный рай­он— деревня Мангуши. Здесь было сосредоточие дезерти­ров и революционной татарской молодежи. По балке между двумя горами, стоял отряд в сорок человек. Отряд не имел ни обмундирования, ни достаточного вооружения, ни про­довольствия. Партизаны зачастую питались капустой и даже сложили поговорку: «от капусты не уйти». Жили они в землянках. Весь отряд состоял из освобожденных из здания школы, привезенных из Харькова. Было вы­пущено около девяноста человек, но, по дороге в лес, мно­гие разошлись по окрестным деревням; лишь человек пять­десят прибыли в деревню Мангуши. В отряде находились девять коммунистов: Киселев, Егерев, Камов (убит), Демьян (убит), Жорж, Фирсов, Шкуркин (убит), Африканец, Делюс. Остальные партизаны расслаивались на две группы: на людей без определенных убеждений, преследуемых Вран­гелем за дезертирство или симпатии к советской власти, и людей с темным, даже уголовным прошлым. Последних отряд привлекал единственно надеждою легкой наживы. Перед нашим приходом этот отряд произвел само­вольно налет на шоссе, забрал много денег и ценностей. Характерно, что деньги не хранились у одного доверенного лица, а делились между участниками налета. В балке ца­рила картежная игра, брань висела в воздухе. Было раз­вито бахвальство, щегольство своей удалью и наживой. Деньги прятали в фуражках. Не удивительно, что при та­ком порядке отряд голодал. Часть партийцев ушла в го­род, в том числе и начальник отряда Шкуркин, для под­польной работы; оставшиеся коммунисты не могли спра­виться с отрядом. Среди партизанов началось глухое брожение. Были недовольны Шкуркиным, который пере­правлял наиболее крупные средства в Ревком.

Наша хорошо сколоченная группа помогла местным партийцам ввести дисциплину. Общими силами мы убедили бросить картежную игру и «дележку». Только шесть че­ловек не захотели подчиниться новому порядку и ушли из отряда.

Командование было поручено мне. Мы наметили своим маршрутом: Мангуши, Лаки, Биясалы и Севастопольский район. Одно горе: нам не хватало красного знамени. Но по дороге в Мангуши мы, к нашему восторгу, встретили мальчонку в красной рубашке. Мы сейчас к его матери: — «Продай нам! Бери сколько хочешь». Крестьянка, узнав, что рубашка пойдет на знамя, долго отказывалась брать деньги. Мы насилу всучили ей изрядную сумму.