Саймон Скэрроу - Орел и Волки

— Скажи мне, центурион Макрон, какие у тебя теперь планы в отношении моих когорт? — спросил Верика.

— Планы? — призадумался Макрон. — Наверное, продолжать обучение. Они… э-э… еще малость сыроваты, их не мешает пообтесать.

— Сыроваты? — Верика выглядел огорченным.

— Только малость, и хорошая муштра это быстро исправит, — поспешно добавил Макрон. — Верно, Катон?

— Так точно, командир. Хорошей муштры много не бывает.

Макрон бросил на юнца предостерегающий взгляд. Нашел, дурак, время вставлять подковырки.

— Мой товарищ прав, муштра никогда не бывает лишней, ибо держит солдат в постоянной готовности к бою. Очень скоро ты, царь, сам увидишь, какими бравыми вояками они станут.

— Центурион, солдаты мне нужны позарез, но не для того, чтобы на них любоваться. Перед ними стоит одна лишь задача — убивать моих врагов. Везде, где бы те вдруг ни объявились.

Тонкая старческая рука дрогнула, словно бы указав на заполняющую зал толпу, и Катон почувствовал, как по спине его пробежал холодок. Он быстрым взглядом обвел лица ближайших гостей, гадая, многие ли из них умышляют недоброе против своего государя. Верика, видя, как помрачнел молодой командир, негромко хмыкнул:

— Успокойся, центурион! Навряд ли мне сейчас что-нибудь угрожает, во всяком случае сегодня, когда мы празднуем нашу победу над нашим заклятым врагом. Надо радоваться передышке, пока есть возможность. Я просто хотел узнать, нет ли у вас каких мыслей насчет того, чтобы выступить в более дальний поход и как следует проучить дуротригов.

— В поход? — удивился Макрон. — Но, царь, о походах пока нет и речи. На сей раз нам повезло: мы захватили дуротригов врасплох и сумели использовать это. Однако две когорты — еще не армия. Они сформированы для того, чтобы защищать Каллеву и обеспечивать безопасную подвозку припасов. А все прочее не про них.

— И тем не менее они уже доказали свою способность громить неприятеля. Почему бы не извлечь из этого наибольшую пользу? Почему бы не закрепить наш успех? Почему?

— Не все так просто, царь.

— Не все?

Лицо Верики вмиг омрачилось. Катон нервно сглотнул и вмешался, чтобы его прямодушный товарищ окончательно все не запутал.

— Центурион Макрон хочет сказать, что обучение когорт — весьма сложное дело. Их надо готовить, ставя перед ними все более сложные задачи. Одержанная победа всего лишь первая на счету твоих воинов, но всякий раз, когда Волки и Вепри будут вступать в бой, это, несомненно, повлечет за собой гибель твоих недругов и упрочение твоей славы.

Макрон смотрел на друга разинув рот, но Верика улыбнулся: видимо, обрисованная молодым центурионом перспектива пришлась ему по душе.

— Ну хорошо, дорогие гости! Несколько позже я обязательно провозглашу здравицу за дальнейшее укрепление дружбы между моим народом и Римом. Но вот показался Кадминий. Еда, должно быть, готова… лучше бы так. Не соблаговолите ли сесть за стол? Я сейчас присоединюсь к вам.

Центурионы поклонились и направились к своим местам.

— Что тут за околесицу нес старый хрыч? — шипел Макрон в ухо другу. — И что ты намолол ему, парень? Эти две когорты предназначены только для несения гарнизонной службы и обороны обозов. Справятся с этим — и то уже счастье! Они не способны завоевать ничего, да и победить в настоящем сражении тоже.

— Конечно нет, — ответил Катон. — Ты что, меня держишь за дурня?

— Но ты же сказал…

— Я сказал то, что царь желал слышать. Достаточно скоро, как только атребаты снова за что-нибудь на него обозлятся, ему станет не до походов. Тогда он захочет, чтобы когорты не удалялись от него ни на шаг.

Макрон пригляделся к приятелю.

— Очень надеюсь, что ты прав! Лишь бы только твои уверения не втемяшились ему в голову, забивая ее пустыми мечтаниями.

— Ну кто же, будучи в здравом уме, станет всерьез прислушиваться к словам зеленого юнца, чуть ли не мальчишки? — улыбнулся Катон.

— И то правда, — буркнул Макрон.

Наконец рабы, сгибаясь под тяжестью ноши, вынесли в зал зажаренных на вертелах свиней. Их тут же принялись разрезать на куски, и Кадминий облегченно расслабился, когда его господин перестал наконец раздраженно постукивать ногой по полу, с одобрением глядя на горячее, дымящееся мясо. Верика сошел с трона и устроился за столом для почетных гостей, причем не сел, как все, на скамью, а в римской манере возлег на кушетку. Прочие столы тянулись вдоль трех стен просторного зала, но царский стоял на помосте, чтобы и Верике, и его ближнему окружению было хорошо видно все, что творится внизу. Макрону и Катону отвели почетные места справа от государя, а слева расположились знатные атребаты, среди которых затесался и сильно надушенный купец-грек с обильно напомаженной шевелюрой. Возле Катона на небольшом отдалении от него сидели Артакс и Кадминий. Взгляды юноши и племянника Верики на миг столкнулись, и в глазах атребатского принца блеснуло все то же угрюмое высокомерие, с каким он взирал на римлянина при их первой встрече. Неизвестно, чем кончилась бы молчаливая борьба взглядов, но ей положил конец освободившийся от дежурства и усевшийся рядом с Катоном Тинкоммий.

Пока все ждали, когда царь даст знак начать пиршество, Катон мягко толкнул Тинкоммия локтем и тихо спросил:

— Ты не знаешь, какие сегодня ожидаются развлечения?

— Понятия не имею. Старик все держит в секрете. Полагаю, если кто что и знает, так только Кадминий. Вот почему он так нервничает — хочет всех поразить и опасается, как бы до времени царские замыслы не раскрылись.

— Если еще хотя бы с минуту мне не удастся чего-нибудь проглотить, то сомневаюсь, что дотяну до каких-либо забав…

Ожидание зала уже делалось напряженным, ибо повсюду витали дразнящие запахи, но никто не мог позволить себе прикоснуться к еде ранее государя. Наконец престарелый правитель театральным жестом поднес к губам кусок мяса, и в тот же миг стоявший позади него страж поднял царский штандарт, выдержал паузу и стукнул древком по полу. Тишину словно прорвало: гости разом загомонили, набросившись на угощение и на пиво. Катон тоже поднял свой рог, но для начала присмотрелся к пенящемуся напитку. Жидкость цвета темного меда резко и приторно пахла солодом, вызывая легкую тошноту. Брр! Как они это пьют?

— Что бы ты ни попробовал, — шепнул Макрон ему на ухо, — не морщи нос. Веди себя как мужчина.

Катон кивнул, собрался с духом и, сделав первый глоток, ощутил на языке горечь, неожиданно показавшуюся ему даже приятной. Решив, что у британского пива все же есть будущее, он осушил рог и впился зубами в грубо откромсанный кусок горячей свинины.

— Хорошо! — кивнул он Макрону.

— Хорошо? Да просто, на хрен, чудесно!