Бернард Корнуолл - Рота стрелка Шарпа

Обадия Хейксвелл ненавидел всё в этом мире, но больше всего — Шарпа. Офицеры, подобные Джону Моррису, для Обадии по праву рождения являлись высшими существами, Господом предназначенными одарять его, Хейксвелла, благами и льготами. Шарп же был выскочкой. Как и сам сержант, он родился в канаве. Однажды Хейксвелл попытался поставить его на место. Увы, неудачно. Ну да ничего, он попробует снова. Сидя в конюшне позади офицерского дома, Хейксвелл глодал окорок. Набивая мясом слюнявый рот, он с удовольствием вспоминал встречу с Шарпом. От него не укрылась растерянность бездельника, и сержант записал себе на счёт маленькую победу. Он приметил там другого сержанта, дылду-ирландца, которого стоило бы прикормить. Хейксвелл хихикал, чавкал и скрёб искусанную блохами подмышку. Страх — вот что ценилось на этом свете. Подчинённых сержант делил на две группы: его подпевал и тех, кто ему не нравится. Второй категории приходилось откупаться от него деньгами или услугами. Это делало пребывание сержанта в армии приятным, и ни Шарпу, ни Харперу не удастся всё испортить. Он порылся в подсумке и выудил горсть монет. Их было немного, несколько шиллингов, — всё, что он смог украсть в суматохе прибытия. В конюшню сержант и забрался для того, чтобы посчитать добычу и спрятать её поглубже в ранец. Он хмыкнул. Сущие гроши! Им он всегда предпочитал услуги. Первым делом надо выяснить, кто из солдат недавно женился и чья жена красивее. Затем в ход пойдёт испытанный арсенал придирок и тонких издевательств, в результате которых недавний молодожён будет готов на всё ради облегчения собственной участи. Цена — супруга. По опыту сержант знал, что двое — трое сдадутся сразу и приведут своих жён в слезах в конюшню вроде этой. Кто-то из баб напьётся до бесчувствия, но Хейксвеллу на это было наплевать. Одна решила пропороть ему бок штыком, и он проломил её голову, а убийство свалил на мужа. Хейксвелл самодовольно засмеялся, как смеялся в тот день, когда болвана повесили на высоком дереве.

Он был в конюшне один, если не считать лошадей. Лучики света падали вниз из щелей в крыше. В тишине хорошо думалось. Имелся и другой способ, кроме придирок. Можно было украсть снаряжение, продать, а кражу повесить на кого-то из солдат, надеясь, что новый полковник назначит выпороть виновного. Поскольку противники телесных наказаний среди командиров находились редко, то очень скоро и солдаты, и их жёны будут есть с рук ловкого Обадии. По слухам, Шарпи больше не капитан, Мэттьюз — молокосос, Прайс тоже не проблема. Харпер… Харпер слишком честен, чтобы стать серьёзной помехой.

Дверь в конюшню распахнулась, и Хейксвелл замер. Вошедший (судя по шагам, он был один) двинулся по проходу вдоль стойл. Дверь захлопнуло сквозняком. Сержант не стремился афишировать своё присутствие. Очень медленно, чтобы не зашуршала солома, он приник к щели в перегородке.

И чуть не завопил от восторга. Это была девка. Девка того типа красоток, о которых он мог только мечтать. Смуглая кожа, тёмные волосы, одежда — всё говорило о том, что она местная. Сержант напрягся. Он хотел её, позабыв обо всём: о Шарпе, Харпере. Вожделение владело им. Рука неслышно потянула из ножен штык.

Тереза набросила на спину лошади покрывало, пропустив его под ремнями седла, затянула подпругу. Она успокаивающе говорила с животным по-испански и не слышала, что происходит за её спиной. Испанка не желала покидать Шарпа и возвращаться в город, полный «anfrancesados», предателей — французолюбцев. Однако там была Антония, больное и беспомощное дитя, нуждавшееся в защите.

Да ещё эта свадьба. Антония не могла расти с клеймом незаконнорожденной. Впрочем, представить себя в роли солдатки, покорно следующей за армией, Терезе было тоже трудновато, а Ричард Шарп — не тот человек, что может остепениться где-нибудь в Касатехаде. Выйти замуж, не смотря ни на что? У девочки будет доброе имя, нет стыда носить фамилию отца, пусть даже неизвестного соседям. Тереза вздохнула. При штурме Шарп мог погибнуть.

Хейксвелл выждал, пока её руки будут заняты уздой и перекатился через перегородку. Схватив девушку за волосы, он опрокинул её на спину, приставил к горлу штык и опустился на колени. «Привет, мисси!» Распростёртая на соломе, она не ответила. Хейксвелл облизал губы: «Португалка, да?»

Сержант радовался. Такой подарок судьбы в первый же день службы на новом месте! Не выпуская девку из виду, он изменил положение тела так, что его колени оказались у её талии. Вблизи девка была ещё привлекательнее. Такой он её и запомнит. Лошадь рядом всхрапнула и переступила с ноги на ногу, но Обадия не боялся коней.

— Говоришь по-английски?

Шлюшка не желала поддержать беседу. Он чуть нажал на лезвие и повторил вопрос:

— По-нашему говоришь, мисси?

Наверное, нет. Это, в общем, не имело значения. Она уже ни на каком языке никому ничего не расскажет. Профосы вешали насильников на месте, так что девку придётся убить, как сержант всегда поступал в таких случаях. Имелось, правда, одно исключение, там, на островах Жёлтой Лихорадки. Бабе понравились его ласки, и он оставил её в живых. Но та шлюха была слепой, а эта на диво хладнокровно пялилась своими чёрными глазищами. Странно, девка не вопила и не дёргалась, хотя он был готов заткнуть её пасть давно отработанным движением. Одной рукой он перехватывал им горло, а второй загонял штык в рот. Чувствуя на языке сорок сантиметров холодной стали, они не сопротивлялись и не кричали, а когда сержант заканчивал своё дело, — лёгкий нажим на штык, короткая агония и жертва на небесах. Эту девку можно будет зарыть в солому. Даже если труп найдут, никто не свяжет её с сержантом Хейксвеллом. Он захихикал:

— Обадия Хейксвелл, мисси, к вашим услугам.

Она вдруг улыбнулась и, ломая слова, повторила вслед за ним:

— Оббер-дайер?

Сержант опешил, забыв о своём намерении заткнуть ей рот. Поколебавшись, он кивнул:

— Сержант Обадия Хейксвелл, мисси, и я тороплюсь, если вы не возражаете.

Её глаза, и без того огромные, округлились от удивления:

— Сарж-Анд? Си? — Девка заулыбалась, — Сарж-Анд Оббер-дайер Хаг-Свил? Си?

Он недоумевал. В конюшне стояла полутьма, но света было всё же достаточно, чтобы девка могла рассмотреть его наружность. Тем не менее, на лице её не было и следа привычного ему отвращения. Однако следовало поспешить.

— Точно, дорогуша, сержант! Муча импортанте!

В стойле было тесно, проклятая лошадь топталась слишком близко. Странная девка сдвинулась чуть в сторону, давая ему место устроиться поудобнее.

— Импортанте?

Он тоже ухмыльнулся, радуясь, что произвёл на неё впечатление.

Девка откинулась на солому и закинул руки за голову. Язычок пробежал по губам. Хейксвелл, пожирая взглядом её длинные, обтянутые брюками ноги, возился со своими застёжками и пропустил миг, когда она выхватила из пришитых за шеей ножен тонкий кинжал. Лезвие чиркнуло его по харе, брызнула кровь. Сержанта шатнуло, и она пнула его ногами в грудь. Он отлетел назад, взревел и махнул штыком. Девка вспорола ему запястье, и штык выпал. Сержант завыл, попытался схватить обидчицу, но та была быстрее. Забрав штык, она нырнула под брюхо лошади и оказалась на другой стороне стойла.