Валерий Евтушенко - Легенда о гетмане. Том I

Киев, по выражению князя Олега, «мать городам русским», в то время уже давно утратил свое былое величие. За пять прошедших веков он из стольного града легендарного Древнерусского государства превратился в обычный провинциальный центр сначала Литвы, а позднее и Речи Посполитой, оказавшийся, к тому же, в силу своего географического положения на самой их окраине. Еще во времена Юрия Долгорукого значение его, как столицы великого княжества сошло на нет, а после того, как в 1169 году войска Мстислава, сына Андрея Боголюбского, стерли Киев с лица земли, он и вовсе перестал быть привлекательным для князей усиливавшейся Владимиро-Суздальской земли. Полвека спустя на город обрушились полчища Батыя и, хотя киевляне героически сопротивлялись иноземным захватчикам, силы были слишком уж неравными. После ухода татар лежавший в развалинах Киев взял под свою руку Даниил Галицкий, а затем он вошел в состав Литвы. К середине ХУ1 века город настолько утратил свое былое значение, что даже киевский митрополит оставил его, перебравшись во Владимир — Волынский. Когда же после Брестской унии православные потеряли право иметь своих епископов и митрополита, Киев превратился в обыкновенный торгово-ремесленный город Речи Посполитой, в котором даже не было замка, управлявшийся воеводой, назначаемым королем. Центром же всего южнорусского края стали Черкассы, где обычно размещалась ставка одного из польских гетманов.

Возвышение Киева в начале семнадцатого столетия, как центра возрождающейся духовной жизни Южной Руси, связано с именем запорожского гетмана Сагайдачного, который добился от короля Сигизмунда 111 фактической отмены унии на территории Украйны. Тогда же иерусалимский патриарх назначил киевского митрополита, которым стал Иов Борецкий и нескольких епископов. Сагайдачный не остановился на этом и основал в Киеве Братский монастырь, главным ктитором которого стал сам и вписал в «братчики» все Запорожское Войско. Тем самым запорожский гетман недвусмысленно дал понять польскому правительству, что казаки взяли на себя функцию вооруженных защитников греческой веры и какое-то время поляки с этим вынуждены были считаться. С этого времени и в запорожцы стали принимать только православных, хотя раньше вероисповедание для зачисления на Сечь значения не имело.

Хмельницкий сейчас торопился в Киев, так как получил известие о том, что там его ожидает иерусалимский патриарх Паисий, следовавший в Москву.

24 декабря утром гетман в окружении старшины подъехал к Золотым воротам, куда уже толпами валил народ. Там его встречали митрополит Сильвестр Косов и иерусалимский патриарх со всем духовенством и знатными горожанами. Хор киевской бурсы исполнил гимны на русском и латинском языках, воздавая ему хвалу, как новому Моисею, защитнику святой веры. Сошедшего с коня и преклонившего колено перед высшими иерархами церкви Хмельницкого, патриарх поздравил с победами, даровал ему отпущение грехов и высказал надежду, что он и впредь будет продолжать войну за святую веру против латинян.

Тронутый и обрадованный такой встречей, гетман воспользовался случаем и испросил разрешение вступить в брак с Барбарой Чаплинской, которое незамедлительно и получил. Его будущая жена тут же была окрещена по православному обычаю, и предыдущий брак, заключенный по католическому обряду был признан недействительным…

Пробыв несколько дней в Киеве, Хмельницкий не стал здесь задерживаться и отправился в Переяславль, где, как он уже знал, его ожидали послы сопредельных государств. Туда же должно было прибыть и польская комиссия Адама Киселя для обсуждения окончательных условий мирного договора.

Благодаря своему удобному географическому положению, Переяславль и до Хмельницкого нередко использовался в качестве сборного пункта для встреч представителей реестрового и запорожского казачества. Сюда проще было добраться в зимнее время и из Варшавы, и более удобно, чем на правый берег Днепра, из Москвы.

По прибытию в Переяславль гетман, прежде всего, совершил обряд церковного венчания, хотя некоторые полковники были этим его поступком недовольны и не приветствовали его брак с полячкой. Тимофей же вовсе не скрывал неприязни к мачехе и уклонился от присутствия на свадьбе.

— Не верю я этой лядской потаскухе, — говорил он Дорошенко, отправленного Хмельницким встречать царского посланника Унковского, приезда которого со дня на день ожидали в Переяславле. Тимофей под благовидным предлогом увязался вместе с ним, чтобы не присутствовать на свадебном пиршестве. — Я хорошо помню, как она с отцом заигрывала, когда еще не была женой Чаплинского, чуть ли не на шею ему вешалась. И за сестрами, и за Юрасиком помогала присматривать. Ну, еще бы, войсковой писарь реестровых казаков, обласканный самим королем. А как узнала, что у него, собственно, из-за короля неприятности и начались, так сразу за Чаплинского замуж выскочила.

Дорошенко, который уже получил согласие Павла Яненко на брак с дочерью, был весел и радостен, готовый обнять весь белый свет, поэтому слова друга не воспринял всерьез…

— В конце концов, не тебе же с ней жить, — философски заметил он хмурому Тимофею. — А у гетмана у самого голова на плечах есть, ему виднее. Да и я ей благодарен за спасение Оксаны.

Тимофей еще более помрачнел, стеганул плеткой коня и поскакал вперед. Петр, обрадованный прекращением этого тягостного для него разговора, последовал за ним.

Помимо Унковского, в Перяславль прибыли послы из Константинополя и от семиградского князя Юрия Ракочи, неудачливого претендента на польский трон, а также от господарей молдавского и валашского. Турцию представлял силистрийский паша, издавна беспокоивший набегами своих татар границы Речи Посполитой. Он привез гетману богатые подарки от визиря, управлявшего страной от имени малолетнего султана, и предложение заключить союз против Польши. Хмельницкий, как обычно, прибегнув к дипломатии, прямого ответа на это предложение не дал, предлагая возвратиться к обсуждению этого вопроса в будущем. Однако в качестве первого шага была достигнута договоренность о свободном передвижении казаков по Черному морю и Архипелагу с правом беспошлинной торговли сроком на сто лет. В свою очередь, казаки обязались не нападать на турецкие города, а при необходимости защищать их. Собственно говоря, этот договор лишь зафиксировал реальное состояние отношений между Крымом, Турцией и Запорожским Войском, сложившихся к этому времени. С того момента, как Хмельницкий обратился за военной помощью к крымскому хану, Ислам-Гирей считал его своим вассалом, сам находясь в вассальной зависимости от султана. Запорожский гетман эту реально сложившуюся политическую ситуацию превосходно осознавал, хотя внешне стремился выглядеть независимым и официально называл Ислам — Гирея своим союзником…