Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля (сборник)

Действительно, верный невольник герцогини выглядел очень удрученным, и в его глазах читалась безысходная тоска.

– А, Эль-Кадур!.. Как я рад тебя видеть, старый приятель! – проговорил виконт, окидывая его ласковым взглядом.

– Еще более рад я, падрон, что нам удалось освободить тебя из тяжелой неволи, – ответил араб, стараясь подавить волновавшие его мучительные чувства. – Будь теперь счастлив, синьор!

– Да, надеюсь, что буду отныне вполне счастлив, – с воодушевлением произнес виконт. – Бог даст, нечестивым туркам более не удастся разлучить меня с избранницей моего сердца.

По некрасивому, грубому лицу араба с быстротой молнии пронеслась судорога, выдававшая его душевную муку.

– Падрон, – продолжал он глухим голосом, – служа герцогине д’Эболи, дочери моего благодетеля, я вместе с тем служил как бы и тебе, ее нареченному жениху. Теперь вы не имеете более надобности в моих услугах, поэтому прошу тебя оказать мне великую милость, в которой отказала мне моя госпожа…

– В чем дело, Эль-Кадур? – участливо спросил виконт.

– Прошу как особенной милости не возить меня обратно в Италию… Бедный раб должен вернуться в свою страну. Жизнь моя идет к закату. Я устал, и меня тянет назад на родину. Все ночи напролет грезятся мне песчаные пустыни родной Аравии, высокие пальмы с их зелеными перистыми листьями, белые шатры на сожженных солнцем, но прекрасных в моих глазах равнинах, залитых ярким светом и орошенных волнами Красного моря. Мы, сыны жарких стран, недолговечны, и когда чувствуем приближение смерти, то всегда лелеем в своей душе только два желания: иметь под собой песчаное ложе, а над собой – прохладную тень пальмы… Попроси свою невесту, падрон, чтобы она отпустила своего бедного раба умереть на его родине!

– Неужели ты действительно хочешь оставить нас, Эль-Кадур? – спросила Элеонора.

– Да, падрона, – еле мог проговорить несчастный араб, задыхаясь от подступающих к его горлу слез.

– И не пожалеешь о своей госпоже, с которой провел столько прекрасных лет?

– Так хочет Бог, падрона.

– Хорошо. Как только мы выйдем из пределов Кипра, ты будешь свободен, мой бедный Эль-Кадур.

– О, благодарю, падрона, от всего сердца благодарю тебя!

И, не сказав более ни слова, гордый сын пустыни завернулся в свой бурнус, потом медленно направился на корму, уселся там и точно замер, между тем как виконт и герцогиня стали здороваться с подходившими к ним моряками. Когда же молодая пара начала делать обход корабля, то снова увидела дедушку Стаке, ходившего с озабоченной миной кругом каютных помещений.

– В чем дело, мастер? – спросила его герцогиня.

– Да вот в чем, синьора. Вы, должно быть, совсем забыли об экипаже шиабеки? – ответил он, останавливаясь.

– Ах да, и в самом деле! Где же они?

– Эти паршивые псы все еще сидят у нас тут взаперти. Я опасаюсь, как бы нам из-за них не попасть в беду, поэтому хотел спросить вас, что с ними делать.

– А что вы посоветуете?

– Я посоветовал бы бросить их связанными в воду – пусть полакают морской водицы.

– Они не сражались против нас и не сделали нам никакого зла, за что же так жестоко поступать с ними? – протестовала герцогиня.

– Да ведь это турки, синьора! – воскликнул старый моряк.

– Зато мы – христиане, дедушка Стаке, а потому и должны показать им пример великодушия. Не правда ли, Гастон?

Виконт молча кивнул головой в знак согласия. Моряк почесал голову с видом человека, поставленного в тупик, потом сказал:

– Я забыл доложить вам еще об одной вещи, синьора. Наши матросы, потопившие шиабеку и предварительно обыскавшие ее, нашли в трюме два больших ящика, предназначавшихся, судя по надписям на них, комендантше Гуссифской крепости.

– Вы их открывали?

– Да, синьора, и в них оказалось множество очень дорогих турецких женских нарядов. Прикажете убрать их куда подальше? Полагаю, у вас больше не будет надобности в переодеваниях. Ведь с вами теперь ваш жених. Он сумеет защитить вас. Да и мы грудью постоим за вас.

– Мне, однако, очень улыбается идея превратиться теперь в турчанку, – сказала смеясь Элеонора. – Капитан Темпеста и сын мединского паши Гамид уже отслужили свою службу и могут сойти со сцены. Как вы находите, Гастон?

– Ваша мысль недурна, дорогая Элеонора, – ответил виконт. – В женском наряде вы будете еще восхитительнее для меня, хотя и перестанете кружить головы особам своего пола… Я ведь знаю и то, что Гараджия влюбилась в вас до безумия, вполне поверив тому, что вы – турецкий принц. Вообще мне известно все, что касается вас.

– Ну, тем лучше: это «все» мне не в осуждение. Любовь этой прихотливой турчанки доставила бы мне много веселых минут, если бы не мысль о вас, которого нужно было спасти от неволи. Дорого бы пришлось мне поплатиться за мою игру с этой опасной особой, если бы она поняла ее!.. Дедушка Стаке, – обратилась она к моряку, – прикажите отнести ящики в мою каюту.

– Я думаю, эта гиена не выпустила бы вас живой из своих когтей. Слава Богу, что все так благополучно кончилось, – заметил Ле-Гюсьер.

– Именно. Надеюсь, что мне больше не придется с ней встретиться.

– Если только она не догонит нас здесь, что, пожалуй, еще возможно, так как мы еще не вышли из вод острова, – вмешался старый моряк, отдавший приказание снести ящики с нарядами Гараджии в каюту герцогини и опять присоединившийся к беседующим.

– Зачем же она будет догонять, дедушка Стаке?

– Затем, чтобы отомстить вам за то, что вы сыграли с ней такую лихую шутку, синьора.

– Вы начинаете все видеть в черном цвете, дедушка Стаке.

– Вовсе нет, синьора. Я вижу ночь не чернее, чем она есть… Ну, вот и ветер начинает стихать! – вдруг прервал сам себя старый моряк, обратив внимание на то, что паруса уже не так напряженно раздувались, как до этого времени, и быстрый ход судна заметно убавился. – Хотелось бы увидеть берега Италии или хотя бы Сицилии раньше, нежели наступит полное затишье.

– Ну, Бог милостив, – сказала герцогиня. – Пойдите лучше и распорядитесь, чтобы нам приготовили завтрак, чем каркать вороной, – шутливо добавила она, хлопнув его по плечу. – А я пока пойду превращаться в турчанку, – с улыбкой заявила Элеонора жениху. – За столом увидимся.

Когда она ушла, виконт подхватил дядюшку Стаке под руку и увел его на носовую часть корабля.

– Скажите мне откровенно, мастер, уж не ожидаете ли вы в самом деле погони? – с видимой тревогой в голосе спросил он, усевшись там на скамью, между тем как старый моряк почтительно стоял перед ним.

– Нет, господин виконт, – успокаивал его старик. – Особенно беспокоиться нам вообще нет основания: наш корабль очень прочно построен и прекрасно вооружен, так что тем, кто вздумает напасть на нас, придется-таки повозиться с нами… Вот если налетит хорошая галера – ну тогда, пожалуй, и нам не выдержать. В случае, если бы я увидел приближение такого судна и заметил бы, что оно нагоняет нас со злыми намерениями, то я тотчас же, без малейшего колебания, выбросился бы на берег, потому что более ничего нельзя будет предпринять. Предупреждаю вас, синьор, чтобы вы имели это в виду… А вот и синьора! – воскликнул дедушка Стаке, увидев снова поднимавшуюся на палубу герцогиню, желавшую скорее показаться жениху в своем новом наряде. – Клянусь всеми львами Венецианской республики, это такая турчанка, которая может вскружить головы всем турецким пашам вместе с их султаном! – восторженно прибавил он, любуясь молодой девушкой.