Саймон Скэрроу - Орел-завоеватель

Раненое животное упало, разбрызгивая по траве кровь, однако, когда Катон, торопливо накладывая на тетиву вторую стрелу, устремился к добыче, олень, почуяв опасность, сумел-таки подняться на ноги и, унося засевшее в шее тонкое древко с зазубренным наконечником, прыжками понесся к реке. Катон припустил за ним по заросшей, заваленной валежником тропе, то спотыкаясь и отставая, то почти нагоняя оленя, когда спотыкался тот. Но ему не удалось перехватить добычу, прежде чем олень, сбежав к берегу, бросился в воду, вспенимся гладкий поток и разбрасывая во все стороны тучи искрящихся в солнечном свете брызг.

Катон, почти нагнавший животное, резко остановился у кромки воды. Здесь, вблизи, река выглядела еще более широкой, полноводной и опасной, чем издали. Досадуя, что добыча все еще может от него ускользнуть или ее вообще утащит течением, юноша вскинул лук и, теперь уже с тридцати шагов, пустил вторую стрелу. Она угодила в крестец, отчего у оленя отказали задние ноги. Не теряя времени, Катон бросил лук на траву, выхватил кинжал и, взметая брызги, устремился по мелководью к добыче, благо дно здесь покрывала прочная галька, а глубина возле берега составляла не больше локтя. Раненый олень отчаянно бился, пытаясь привстать на передние ноги и окрашивая воду кровью. Приблизившись, Катон, чтобы не угодить под отчаянно молотившие воздух копыта, остановился и, обогнув оленя, зашел спереди. Когда его тень упала на морду животного, олень в ужасе застыл, и юноша, воспользовавшись этим, вонзил кинжал ему в горло.

Последовала непродолжительная агония, и животное затихло. А вот охотника била нервная дрожь, вызванная как перевозбуждением, так и отчасти жалостью к убитому лесному красавцу. Оказалось, что, убивая людей, чувствуешь себя по-другому. Совсем по-другому. Правда, не очень-то ясно, почему убийство животного так остро переживается им. Наверное, попросту с непривычки. Нет, ему, конечно, случалось свернуть голову курице, но он еще никогда не охотился, а тут этакая туша, да еще столько клубящейся в воде кровищи. Того и гляди стошнит.

Он снова посмотрел вниз, себе под ноги. Потом вверх — на берег реки, с которого он сбежал. Потом кинул взгляд за реку — на противоположный берег.

— Интересно…

Оставив оленя, Катон двинулся к дальнему берегу, где на фоне ярко-оранжевого неба отчетливо чернели деревья. Идти было страшновато, ибо весьма нелегко, а тем более в сумраке, определять, какая перед тобой глубина. А глубина эта все возрастала, и течение ускорялось, однако, когда юноша осторожно, шажок за шажком, добрался до середины реки, вода дошла ему только до бедер. Потом поток стал снова мелеть, и очень скоро он уже смотрел на занятый легионами берег реки с противоположного, вражеского.

Пригнувшись, он затаился в сумеречных тенях. Солнце зашло, на вечернем небе проступили звезды, а у реки все было тихо. Не было видно ни часовых, ни патрулей, лишь лесные зверушки шныряли в зарослях, шелестя листвой. Удостоверившись, что его никто не заметил, Катон вернулся к реке, перешел ее вброд и потащил тушу оленя туда, где оставил свой охотничий лук.

На губах юноши играла довольная улыбка. Сегодня шестую центурию ожидал славный ужин, а завтра и у всего легиона появится основание благодарить ее оптиона.

— Ты уверен, что это то самое место, оптион?

— Так точно, командир.

Веспасиан устремил взгляд за реку, на дальний берег. Рассвет еще не наступил, и очертания деревьев почти сливались с ночным небом. Противоположный берег тонул во мраке, и единственным звуком, доносившимся оттуда через воду, было уханье филина. Позади легата на тропе плотно сгрудилась молчаливая масса настороженных, напряженных легионеров. Ночные марши всегда считались одной из тяжелейших сторон армейской жизни: ни малейшего представления о том, далеко ли ты продвинулся, частые остановки, когда колонна застопоривается или попросту натыкается на другую, а также постоянно гложущий страх наскочить на засаду. Корректировка взаимодействий подразделений в таких обстоятельствах превращалась в фикцию, и потому армейские командиры старались всячески уклониться от маневров во мраке, стремясь приурочить начало движения хотя бы к предрассветному часу. Однако план атаки, разработанный Плавтом и его штабом, требовал, чтобы Второй легион переправился через реку как можно раньше, желательно под покровом ночной темноты.

Когда Веспасиану доложили, что менее чем в двух милях от походного лагеря легиона обнаружен брод, он отнесся к этому скептически, ибо в такую удачу трудно было поверить. Легат подверг юного оптиона основательному допросу, но паренек стоял на своем. Кроме того, этот юноша уже успел неплохо себя зарекомендовать, был на хорошем счету и не слыл болтуном. Вроде бы, его словам можно верить. Однако, с другой стороны, нельзя сбрасывать со счета опасность, что раз уж незнакомый с местностью человек обнаружил этот брод с такой легкостью, то о его существовании, скорее всего, знают и бритты. А если знают, то вполне могут устроить у брода засаду.

«Впрочем, — угрюмо подумал легат, глядя через плечо в сторону редеющей на горизонте мглы, — времени у нас мало, и упускать такую возможность мы не имеем права. Если все обойдется, переправимся здесь, нет — двинемся выше по течению на поиски другого места. Правда, чем дальше придется идти, тем меньше у всех нас останется шансов успешно нанести тройной, задуманный Плавтом удар».

— Центурион!

— Да, командир!

Макрон мигом возник откуда-то из темноты.

— Возьми своих людей, отправляйся за реку и пошарь по тому берегу, на полмили в каждом из направлений. Если не наткнешься на варваров и не обнаружишь ничего подозрительного, пришли ко мне гонца с донесением. Лучше всего Катона, он толково доложит, что там к чему.

— Есть, командир.

— Если у тебя возникнут какие-нибудь опасения или сомнения, не рискуй понапрасну, а отходи назад, за реку. Ясно?

— Так точно, командир.

— И действуй как можно быстрее. Скоро рассвет, и темнота уже не сможет нас укрывать.

Когда шестая центурия, растянувшись гуськом, стала спускаться по тропе в реку, Веспасиан передал по колонне приказ сесть и отдыхать. Людям следовало поберечь силы, очень скоро они им понадобятся. Потом он снова повернулся к реке, глядя, как движется еще плохо различимая темная человеческая масса, и вслушиваясь в казавшийся невероятно громким, способным переполошить всю округу плеск потревоженной ею воды. Напряжение спало, лишь когда Макрон и его люди добрались до противоположного берега и все стихло.