Михаил Шевердин - Перешагни бездну

Но вот когда простаком, если не дураком, его почитает, оказы­вается, острый на слово и решительный на поступки Пир Карам-шах, это уже никуда не годится. Формально в служебной иерар­хии вождь вождей находился в подчиненном Англо-Индийскому департаменту положении. И поэтому мистер Эбенезер в обраще­нии с ним старался всегда выставлять себя в лучшем свете. Ниче­го из этого, как правило, не получалось. Ужасно неприятно для самолюбия, когда подчиненный открыто тебе же преподает про­писные истины. Как все тщеславные люди, мистер Эбенезер страш­но боялся, что его тщеславие будет обнаружено.

Прежде всего Пир Карам-шах «выставил» его из кресла. — «Вышвырнул»,—подумал мистер Эбенезер, — и как был в пышном, вобравшем в себя пыль дорог, пестром халате, перехвачен­ном во многих местах портупеями с патронташами, так и разва­лился за письменным столом. Он «испепелил» мистера Эбенезера «змеиным взглядом» своих оловянных глаз, вполне в духе триви­альной мелодрамы.

Пир Карам-шах начал:

— Внесем ясность! Зачем понадобилось вытребовать из Дак­ки генерала?

— Телеграмму послала... она.

— Чёрт! Дела скверны, когда начинает командовать баба.

Разговор принял странный характер. С одной стороны, речь шла о весьма прозаических, чисто деловых вопросах, о цифровых выкладках, экономических данных, нефтяных запасах, золотых и прочих месторождениях Средней Азии. С другой — все эти вопро­сы облекались в фантастическую форму восточных сказок: тут имелась всяческая экзотика — шахские троны, междоусобицы племён, дворцовые интриги, визири и евнухи, переодетые дервишами короли и дервиши-ни-щие, восседающие на царских тронах. Гово­рилось о многом из того, что Англо-Индийским департаментом держалось в тайне. Английский налогоплательщик не понимает таких дел, да ему и не полагается их понимать.

Пир Карам-шах тут же дал бесцеремонно понять, что он не ставит мистера Эбенезера выше рядового британского обывателя и лишь вежливость заставляет разъяснять ему вопросы высокой политику

— Так вот, достоуважаемый сэр, есть много аспектов событий, происходящих здесь, в самых недрах Азии. И один из этих аспек­тов — наши северные соседи. Они вопят, что Британия одела гра­ницы Индии в железо, превратила территорию Северо-Западных провинций в арену ненависти и вражды к России. Большевистская печать снова шумит о Лоуренсе. Он и квалифицированный специалист по восстаниям, и зловещая фигура, олицетворяющая провокацию, шпионаж, подкуп. Он, видите ли, и первопричина напряжённой обстановки в Бадахшане.

Кто внимательно прислушался бы к словам Пир Карам-шаха, невольно обнаружил бы недовольные нотки в его голосе. Поба­рабанив пальцами по бювару, вождь вождей продолжал:

— В газетах Индии должно появиться опровержение большевистских выдумок.

Теряясь под инквизиторским взглядом светлых глаз, мистер Эбенезер сказал:

— Продиктуйте. Я застенографирую.

— Придумайте текст сами. Ваш бюрократический стиль сразит и Фому неверующего. Лучше даже не опровержение. А самую что ни на есть наивную информацию. Примерно: столь выдающаяся личность, как Лоуренс, герой Аравии, чего полезет в междоусобицы дикарских племен и станет таскать каштаны из огни для всяких ханов, эмиров. Побольше туману. Да еще не забудьте там о британском добродушии, миролюбии.

Он перебирал бумажки на столе.

— И если есть ещё воинственные британцы, как говорил когда-то Дюран, затевающие войны из тщеславия, или желания за­служить награды, или из пустой жажды завоевания, или, наконец, из амбиции, то пусть знают — полковник Лоуренс стоит выше вся­ких страстишек, что он и доказал в свое время, отказавшись от почестей и наград за свои великие аравийские дела.

Мистер Эбенезер мог поклясться, что последние слова Пир Карам-шах произнес весьма напыщенно. В устах азиата, какого из себя разыгрывал Пир Карам-шах, подобные славословия в ад­рес английского полковника звучали очень выразитель-но.

И мистер Эбенезер смолчал, не без тревоги ожидая, что ска­жет Пир Карам-шах о «втором аспекте вопроса». Очевидно, речь пойдет о некоем важном средстве, всегда и везде успешно примепившемся Лоуренсом и ему подобными в Азии и Африке. Скола­чивая фронт арабов против турок, тот же Лоуренс выплачивал шерифу Мекки эмиру Геджаса Хусейну сто пятьдесят тысяч фун­тов стерлингов в месяц. После захвата арабами Акабы сумма по­высилась до двухсот тысяч, а к 1918 году до двухсот двадцати пяти тысяч. Мистер Эбеиезер Гипп начинал служебную карьеру счетоводом Англо-Персидской нефтяной компании в Абадане, и фунты стерлингов производили на него впечатление более силь­ное, нежели возвышенные рассуждения о благородной цивилиза­торской миссии Британии на Востоке.

И нюх мистера Эбенезера не обманул его — речь пошла о зо­лоте.

— Вы знаете, — сказал Пир Карам-шах, — Алимхан прислал окончательный ответ.

— Да, Сахиб Джелял уже вручил сегодня утром мне идиотское письмо.

— Я и знал, что эмир и Бухарский центр не пожелают дать Ибрагимбеку ни рупии. Мне пришлось самому снестись с Лондо­ном. Вы должны получить указание на сей счёт.

Ничего не оставалось мистеру Эбенезеру, как подтвердить, что указания уже получены по телеграфу.

— Но с условием — вы во всем согласуете ваши действия с нами и штабом в Дакке.

— Так! Значит, мисс экономка всё-таки опередила нас. Ниче­го. У кого в кармане золото, тот хозяин. Раз есть золото — всё в порядке. Собственнические инстинкты извечны. Азиаты, дикари понимают или язык бомб, или язык золота. У нас в Азии всё по­купается и всё продается. А там, где речь идёт о купле-продаже, эмоции в сторону!

Хоть мистер Эбенезер и кивнул головой, но не всё в длинной тираде Пир Карам-шаха дошло до него. Мистер Эбенезер не от­личался живостью воображения. Он не совсем понял, к чему вож­дю вождей понадобилось убеждать его в том, что он понимал сам и чем повседневно занимался в своем пешаверском бунгало, по­мимо, конечно, таких экстраординарных поручений Лондона, как превращение крестьянских девиц в принцесс.

Тихий, неприметный бухгалтер вот уже сколько лет в своем бунгало в Пешавере ведёт расчётные операции. Ежегодно он раз­дает духовным лицам двести-триста тысяч рупий на дела благо­творительности. Источник средств, по слухам, — наследство некое­го очень богатого лица лахорского или пешаверского миллионера. Богач набоб завещал ревнителям исламской веры доходы от сво­его капитала с единственным условием — блюсти светоч ислам­ской религии. Все получатели ссуд — тихие, молчаливые, весьма благообразные духовные наставники появляются в бунгало не­слышно. Мистер Эбенезер, заранее предупреждённый по телефо­ну, каждый раз лично отсчитывает золотые рупии или соверены. Собственноручно заносит он сумму в кожаный гроссбух и просит приложить в графе подписи личную печать получателя, а также расписаться.