Михаил Шевердин - Перешагни бездну

— А нам, — воскликнул Пир Карам-шах, — надо лишь нанести удар. И колосс на глиняных ногах рухнет. Нужен только боксер­ский кулак.

— И таким кулаком вы считаете этого вашего Ибрагимбека? Гм-гм...— В тоне генерала зазвучали недоверчивые нотки. Терпение его исчерпалось. Муки голода в атмосфере аппетитных запахов нестерпимы. Он даже вскочил и прошелся по комнате, не удержался и заглянул в столовую. У стола мисс Гвендолен-экономка любезно и оживленно показывала что-то на столе Сахибу Джелялу. «Местный раджа, видимо»,— подумал генерал и немно­го успокоился. Значит, съезжаются гости. Обед подадут вот-вот. Сейчас начнётся.

Он повернулся к Пир Карам-шаху.

— И всё же положение не столь ясно. Разве вам неизвестно, сэр, что, гм-гм, премьер-министр принимает запросто, к нашему прискорбию, советских дипломатов. В газетах приводилась в ка­честве очередной сенсации его шутка: «Старые правительства лучше тренированы в методах сдержанности, сокрытия своих мыс­лей и ведения пропаганды друг против друга...» Но это делается таким образом, чтобы можно было все отрицать. Это делалось в прошлом. Будет делаться и в дальнейшем. Советское правитель­ство делает всё несколько грубее. Но старая рус-ская тонкость вер­нется, и тогда русские заткнут за пояс отличных мастеров этого искусства.

— Устарело. Сказано это давно, — резко возразил Пир Карам-шах. — С тех пор много воды утекло. В двадцать восьмом консер­ваторы мило улыбались господам большевикам. А в это время по военной линии получено секретное указание ни в коем случае не ослаблять напряжения на среднеазиатских границах. Рукопожатия дипломатов — одно, а дело — другое. Не думаете ли вы, что по­мочь мелкому воришке вскарабкаться на трон, а затем оттуда отправить его прямехонько на виселицу можно было без ведома дипломатов?

— Но-о! — запротестовал генерал.— Мы так далеко зайдем. Одно скажу: вы подтверждаете вашу репутацию делателя коро­лей. Надеюсь, в сём гостеприимном бунгало нам по этому поводу дадут опрокинуть чего-либо живительного. Однако приходится помнить: с приходом макдональдовского лейбористского кабинета Артур Гендерсон возобновил дипломатические контакты с Моск­вой. Чёрт побери,, до чего навязли в зубах всякие: «воздержан­ность», «сокрытие мыслей», «тонкости» и прочее дипломатическое краснобайство. Надеюсь, словесный треск не охладит ваш пыл.

На пороге возник Эбенезер. Как некую драгоценность, он обеи­ми руками поднимал над головой бутылку, невзрачную, серую от пыли и паутины.

— Досточтимые джентльмены, — провозгласил он.— Нашёл! Клянусь, нашёл. Сей добрый джинн сидел в этой симпатичной бу­тылке, уважаемые, целых полвека. Его загнал туда так давиэ капитан седьмого сипайского полка Роберт Гипп, мой дядя!

— Роберт Гипп, баронет Агайл? Он ваш дядя? — оживился генерал.— О, вы продолжаете традиции вашей семьи, мистер Эбенезер. Члены вашего семейства, я понимаю, отлично служат короне в этой проклятой Индии.

— По мере сил,— сказал с энтузиазмом мистер Эбенезер Гипп, впрочем, энтузиазм он проявлял по необходимости. Сегодняшний его гость — генерал — занимал высокое, весьма высокое положе­ние в военно-бюрократической машине империи. И то обстоятель­ство, что Пир Карам-шах позволял даже фамильярность с генера­лом, шокировало и пугало мистера Эбенезера. Когда беседа в гостиной приняла напряженный характер, он своим появлением со старинной бутылкой надеялся, как ему казалось, образумить Пир Карам-шаха и напомнить ему, какая пропасть разделяет его и генерала.

— Восхитительная бутылочка,— усмехнулся генерал громко, сглотнув слюну, — бьюсь об заклад, что во всей Индии мне не до­велось видеть ничего похожего на эту драгоценность из подвалов достопочтенного баронета Гиппа.

— Пожалуйте к столу. И там вы убедитесь!

— Мы готовы! — сказал любезно генерал. — Позвольте, я ска­жу еще пару слов вашему воинственному другу.

Намек был слишком явный, и мистеру Эбенезеру пришлось одному удалиться с волшебной бутылкой в столовую. Генерал не видел отчаянной гримасы, исказившей побелевшее от ярости лицо Гиппа, который терпеть не мог, когда у приезжающих из Дакки штабных офицеров вдруг оказывались какие-то секреты от него...

А генерал, поддерживая вождя вождей под локоть, вполголоса совсем заговорщически говорил:

— Условимся: директивы директивами, а действуйте самосто­ятельно. И решительно! Запомните, полковник, сегодняшнее чис­ло,— генерал многозначительно и подчеркнуто раздельно отчека­нил дату, — именно сегодня я сообщаю вам, пока на словах, офи­циозную информацию, переданную кабульскому правительству по дипломатическим каналам: «Поскольку афганское правитель­ство не в состоянии своими силами прекратить проникновение из Афганистана в Индию афганских племен и помешать их участию в восстаниях в полосе независимых племен, то Великобритания вынуждена направить вооруженные силы, не останавливаясь пе­ред необходимостью перехода на афганскую территорию».

— Наконец!

— Понимаете? Мы — военные и истолковываем сообщение по-военному. Це-ремониться мы не собираемся. А осложнения на здешнем участке государственной границы Индии развяжут нам руки в горных странах Бадахшана.

— Наконец-то государственные мужи поняли!

— Пудинг тем вкуснее, чем дольше его ждут. В Афганистане, в Гератской провинции, открыта нефть. И господин Детсрдинг, п хозяева «Англо-Персидской нефти» не простят нашим государст­венным умам, если они прозевают её. Отсюда повышенный инте­рес к Северному Афганистану.

— Все ясно, — отчеканил Пир Карам-шах. — Где нефть, там и драка. Теперь жёсткий курс обеспечен.

— Вам остается смаковать. — Он протянул вождю вождей си­гару. — Получите удовольствие.

Но сигара никак не хотела разгораться. Генерал скорчил лу­кавую мину. Стало ясно, что сигара — искусная имитация.

В великосветских гостиных Англии и Индии многие знали, что любимый конек генерала — устройство сюрпризов. Он устраивал сюрпризы и с хлопушками, и с «волшебными» табакерками, и с часами. Сюрпризы не отличались сложностью и остроумием. Они не выходили за рамки обычных шалостей детей школьного возра­ста. Невинные по характеру, они вызывали снисходительные улыб­ки. И внезапно совсем уж странная мысль шевельнулась в мозгу слышавшего все в столовой мистера Эбенезера: «А не он ли? Он же сидел в кресле за столом, когда я зашел в кабинет». Любовь к шуткам могла толкнуть генерала черт знает на что.

А генерал все еще похохатывал добродушным баском, не заме­чая, что лицо мистера Эбенезера темнеет.

— Я покидаю Пешавер, не медля ни минуты,— сказал Пир Карам-шах.

— И куда, достойнейший вождь, вы направите копыта своего коня? — воскликнул шутливо генерал.— Так, кажется, принято говорить у вас в Азии.