Михаил Шевердин - Перешагни бездну

— А вы взяли и поставили под письмами свою большую печать, вы поставили собственноручную подпись! — перебил Мукумбаев. — И где? Под призывом к джихаду, газавату, к набившей оскомину исламской священной войне, к резне всех немусульмап, к истреб­лению так называемых кяфиров. Мы тоже за джихад. Но мы, но­вые халифатнсты, смотрим на священную войну как на лозунг восточного фашизма...

— Чего-чего? Фа-шизма?..— поперхнулся эмир.

— Об этом потом... Нам нужен лозунг, способный привлечь массы правоверных к нам и помешать всяким там республиканцам, либералам, прогрессистам захватить влияние среди мусульман. Мы понимаем джихад как движение мусульман под руководством достойных уважения людей — помещиков, баев, промышленников, коммерсантов, банкиров, держащих в своих руках поводья прав­ления. Единство мусульман мы противопоставим коварным и гнус­ным домогательствам черни захватить власть. Нам, людям новых веяний, религия ислам нужна, чтобы затыкать уши и рты тем про­клятым, кто кричит о классовой борьбе. Вот какой джихад нам ну­жен. А что мы читаем в ваших воззваниях? Призывы к поголовной резне всех немусульман. Вы, господин, живете тысячу лет назад. А что скажут англичане, едва держащие в повиновении десятки миллионов мусульман в Индии и других своих колониях? А что скажет Франция, у которой все так и бурлит в Алжире и Сирии? А ведь у французов, господин, ваши деньги! Вдруг они наложат секвестр на ваши счета в «Банк де Франс»! А что скажет наш друг Муссолини? Нам лишиться его поддержки нельзя.

Говорил один Мукумбаев.

— А российские царские генералы? Что? Захотят они поддер­жать вас, эмира, который призывает в своих вот подобных писуль­ках к уничтожению всех урусов в Туркестане?

Да, паук принес заботы. Полномочный министр и эмирский посол в Лиге Наций просвещеннейший и покорнейший слуга эмира, оказывается, явился из Европы в Кала-и-Фатту, чтобы бесцере­монно выговаривать его высочеству.

Мукумбаев потребовал пересмотреть всю программу Бухарско­го центра, если эмир хочет иметь хоть малейший шанс на успех на предстоящем в 1931 году конгрессе халифатистов. И сейчас же отстранить темного, тупого муллу Ибадуллу.

— Нельзя... святой человек...— пролепетал Алимхан.

Всегда равнодушный, квелый, полномочный министр сейчас не доходил сам на себя. Его обычно бледно-желтое лицо побурело от напряжения.

— Тауба! Сколько усилий, трудов! Сколько времени потра­чено! Сколько возни с вашей принцессой! И все мы подготовили, все устроили. Договорились с господами из Лиги Наций. Сколько пошло на смазывание им ртов. Аллах!

— Опять Моника-ой — дочь наша... а? — заблеял Алимхан.

— А я живу в Женеве, трачусь, провожу время и смотрю. Все оттягивают да откладывают. Начинают дело, назначают сроки вы­ступления нашей принцессы, а потом руками разводят, плечами подергивают: «Извините! Не получается». Я и туда и сюда, я и к инглизам, я и к французам, я и к русским! А они все свое: «По­дождем!» И вдруг — проклятие его отцу! — лорд Кашенден пока­зывает бумагу. Писанину, достойную паршивого бродячего дервиша с Гиждуванского базара, да еще с вашей высокой подписью. Напу­гали вы их своими писаниями.

— А что?

— Кому нужна эта принцесса, когда её отец оказался тупым феодалом, тираном, зверем. Зверски жестоким...

— Зверем? Э... э...—пытался возмутиться Алимхан. У него сквозь бледность начал пробиваться румянец. Но Мукумбаев не обращал внимания на цвет его лица.

— Где она? Где ваша принцесса? Уж не ваши ли люди её ук­рали? О аллах, от вас, ваше высочество, можно ожидать любой глупости. Там, в Женеве, толкался этот подозрительный, этот про­ходимец Молиар. Не вы его послали?

— Молиар? — растерялся Алимхан.— Я... э... нет... не знаю. Он запирался и оправдывался совсем по-детски, и Мукумбаев сразу понял, что эмир знает про Молиара.

— А не увезли ли её... эти... пешаверские англичане... об­ратно?..

Растерянно глядел пустыми глазами Алимхан в пространство.

— Ислам — доброе наше знамя,— плёл он свое,— надо выткать новые лозунги... чёрный народ не знает всяких конституций, демократий... Аллах и сабля! Джадиды-собаки развратили умы…

— Вы болтаете, а надо действовать.

— Вы сами понимаете... без корана и джихада нам не вер­нуться в Бухару... Ислам!

— Чепуха... Фантазия диких людей, — возразил Мукумбаев. — На основе корана сейчас не может существовать ни одного госу­дарства. Турецкий султан носил титул халифа. Что осталось? Рес­публика. Только невежественные священнослужители могут держать невежественных в повиновении именем аллаха. Наивен тот, кто думает, что коран является узами, которыми можно объ­единить людей.

— Есть армия... армия ислама, которая...

— Вора Ибрагимбека? Да поймите, их удерживает в эмигра­ции страх перед заслуженной карой за совершенные ими крова­вые преступления. Если бы не это, исламские воины навесили бы себе на шеи конские уздечки и на животе уползли бы к Советам, умоляя разрешить им вступить в эти самые колхозы. В первом же бою исламская армия Ибрагима завопит: «Пощады!»

— Знамя ислама... теперь или никогда! — бормотал Алимхан без всякого оживления.— Если... сбросить с людей путы корана... освободятся умы и души.

Он и сам не верил в то, что говорил. Мукумбаев смотрел на него с презрением.

— Господин! — процедил он сухо и враждебно.— Послушайте мнение вашего преданного раба и министра. Ещё можно не от­стать от шага времени. Успеть. Есть ещё возможность... Вот про­читайте!

— Что... что...— Эмир со страхом смотрел на свиток пергамент­ной бумаги, который Мукумбаев извлек из бельбага.

— Прочитайте! Это письмо из Герата от Джунаида.

— Читайте вслух!

— Слушайте же.

«Письмо это пишет раб аллаха газий и воин пророка Джунаид, хан всех туркмен и сын его Ишикхан, да будет с ними мир! А обращено письмо к господам руководителям туркестанской эми­грации, собранным в Бухарском центре. Бисмилла! Фашистский строй существует уже во многих странах и являет нам пример твердости правления и благоустройства. Надо усиленно трудиться со всей доброжелательностью. Теперь надо разворачивать дея­тельность. Столп ислама, великий Ахунд Анна Мурад, говорит: «Свет религии в фашизме». Уважайте Анна Мурада Ахуна так, как уважаете религию правоверного ислама. Анна Мурад Ахун за благоустройство Туркестана и указывает нам фашистский путь. Надлежит нам всем работать так же непримиримо, как работают главы «Ени Туркестана» господа разума Мустафа Чокаев и Сары-хан. Если верите нам, то следуйте путем фашизма. Сообщаем для сведения всех: силу мы имеем огромную и могучую. Получили мно­го оружия и пополнили конский состав. Полученные винтовки и пулемёты заперты на месте под замком. Передайте благонадеж­ным лицам — через восемь месяцев начнётся серьезная борьба против большевиков. К этому времени будьте готовы!»