Мариена Ранель - Маски сброшены

Элеонора Львовна была очень проницательной и догадливой. С первых же слов Алексиса она поняла, что произошло. Он каким-то образом узнал, что именно его отец пытался отравить его мать, и узнал это, по всей видимости, из таких источников, которые не оставляли сомнений в их достоверности. Впрочем, она сама изначально подозревала, что все не обошлось без вмешательства её зятя. Поведение внука лишь подтвердило её подозрения.

Алексис не ошибся, предполагая, будто двадцать лет назад она знала, что представлял человек, которому она вручала свою дочь. Она, действительно, знала если не все, то довольно многое о молодом князе Ворожееве. Но тогда это «многое» не представляло для неё никакой важности. Важность для неё представляли её финансовые дела, которые в то время находились в упадническом состоянии и которые она рассчитывала поправить при помощи этого брака. И потом, она полагала, что обаяние и чистота её дочери смогут переменить Дмитрия Ворожеева.

Элеонора Львовна добралась до сейфа, надежно укрытого от посторонних глаз в глубине книжного шкафа, отперла его и достала из него важные бумаги. Важность этих бумаг заключалась в том, что они содержали некие сведения, способные в одночасье отправить Дмитрия Ворожеева в каторгу. Княгиня Элеонора Львовна собрала эти сведения лет десять — одиннадцать назад, оформила их нужным образом и засвидетельствовала их достоверность у нотариуса. Таким образом, в её руках появились задокументированные доказательства, изобличающие Дмитрия Ворожеева в преступлении. Эти доказательства были необходимы Элеоноре Львовне, чтобы иметь власть над своим зятем, и в случае каких-либо неугодных деяний с его стороны воспользоваться этой властью. Но она никогда не думала, что однажды они станут единственным средством спасения её дочери.

О существовании этих бумаг не знал ни сам Ворожеев, ни Елизавета, ни Алексис. И хотя Ворожеев за это время совершал множество таких деяний, которые были неугодны Элеоноре Львовне, но она ни разу не воспользовалась этими бумагами. Она берегла их для крайнего случая.

Элеонора Львовна прижала к сердцу эти бумаги, словно надеялась, что они снимут с него тяжесть.

— Как просто… — размышляла она. — Всего лишь показать эти бумаги полиции, и все будет кончено. Это ничтожество наверняка угодит в тюрьму, а моя дочь… Конечно же, она сразу воспользуется этой ситуацией, чтобы добиться развода. С такими козырями сделать это будет несложно. О, ужас! Какой скандал и какое бесчестье для нашего рода! — Она вздрогнула. — Даже представить страшно. Но если с моей дочерью случится что-нибудь ужасное, а мой внук совершит преступление… Может ли быть что-то хуже этого!

Она провела в своем кабинете за размышлениями почти всю ночь. Под утро на неё накатила дрема. Элеонора Львовна скорчилась над столом, заслонив своим телом бумаги, словно птица своих птенцов.

Около шести утра в дверь кабинета робко постучали. Княгиня резко оторвала голову от стола и громко крикнула:

— Кто там?

— Ваш мажордом, ваше сиятельство, — ответил голос.

— Входи!

Мажордом вошел в кабинет госпожи.

— Уже утро, ваше сиятельство, — известил он. — Негоже это: всю ночь не сомкнувши глаз! Вы бы шли в свои покои. Вам отдых необходим и сон тоже.

— Не до отдыха мне теперь, — сказала княгиня. — Во всяком случае до тех пор, пока я не сделаю одно очень важное дело, и речи не может быть об отдыхе. Так, значит, говоришь: утро?

— Так точно-с, ваше сиятельство.

Элеонора Львовна поднялась с кресла и с лихорадочным оживлением произнесла:

— Мне нужно сейчас переодеться и привести себя в порядок. Где эта Устинья?

— Так она, почитай, ещё спит, ваше сиятельство, — сообщил мажордом.

— Она хоть когда-нибудь бодрствует? — возмутилась Элеонора Львовна. Всякий раз, когда она мне нужна, она спит.

— Но, ваше сиятельство, ещё только шесть часов.

— И самое время! Ладно, разбуди её. Пусть она приготовит мне платье.

— Слушаюсь, ваше сиятельство!

— И еще!.. Вели заложить экипаж. Часа через два, я думаю, буду готова.

— А позвольте полюбопытствовать, куда вы собираетесь ехать так рано? поинтересовался мажордом.

— В полицию. Только никому ни слова! Понял меня?

— Слушаюсь, ваше сиятельство!

Около девяти часов утра княгиня Элеонора Львовна уже находилась в здании Управления полиции. Она представилась и попросила препроводить её к гвардейскому генералу господину Кусинину, возглавляющему данное Управление.

— Приветствую вас, мадам? — вежливо поздоровался Кусинин. Признаться, весьма удивлен! Весьма удивлен! Позвольте полюбопытствовать, что привело столь знатную даму в столь раннее время в столь мрачное место?

— В столь мрачное место меня привели дела, — ответила княгиня в его манере. — И дела эти столь спешные, что не терпят отлагательства. Кроме того, они столь важные, что требуют моего личного и непосредственного участия в них, несмотря на мое столь знатное происхождение.

— Вы всегда были остры на язычок, любезная княгиня, — отметил он. Прошу вас, присаживайтесь.

Элеонора Львовна присела напротив него, положив перед собой свой ридикюль.

— Я желала бы сделать заявление, — негромким голосом произнесла она. Оно касаемо моего зятя — князя Дмитрия Кирилловича Ворожеева.

— Я слушаю вас, любезная княгиня.

Она немного помедлила, как обычно медлят перед важным шагом, собираясь силами и духом, затем ровным голосом произнесла:

— Мой зять двоеженец. У меня имеется тому подтверждение.

Возникла небольшая пауза, во время которой княгиня открыла ридикюль, достала из него аккуратно сложенные бумаги и протянула их Кусинину.

— Здесь имеется копия листа из церковной книги, — принялась комментировать она, — в которой отмечен факт венчания князя Дмитрия Кирилловича Ворожеева и девицы Полины Гаврииловны Солевиной. Обратите внимание, что верность копии подтверждена нотариусом. Однако коли вы захотите взглянуть на оригинал, то он находится в церкви Святой Иоанны, расположенной близ города Ревеля. Здесь также имеется копия из той же книги о крещении ребенка, рожденного от этого так называемого брака. Это девочка. Сейчас ей, должно быть, около одиннадцати лет. Она и её мать проживают в маленьком имении под Тверью. Если вы захотите с ними встретиться, я дам вам точное местонахождение этого имения.

Кусинин с интересом рассматривал бумаги. Семейные тайны, особенно когда в них фигурируют громкие фамилии, всегда вызывают интерес.

— Весьма занимательная история, — произнес он.

— Однако вы не должны забывать, что сия занимательная история носит внутрисемейный характер, — обратила внимание Элеонора Львовна. — И я бы хотела, чтобы все, отраженное в этих бумагах и сказанное мной, оставалось в тайне от широкой публики.