Богдан Сушинский - Саблями крещенные

Гяур решительно перерезал веревки и, почти оторвав командора от пола, помог стать на явно подводившие его ноги.

Дон Морано извлек откуда-то из-за пояса ключ, открыл стоявший в углу каюты шкафчик, порылся там и достал небольшой кожаный мешочек. Карта, которой он хотел осчастливить Гяура, представляла собой кусок пергамента, на котором без каких-либо объяснений была начертана некая схема.

— Говорят ли вам что-либо эти линии? — спросил дон Морано, дав полковнику возможность внимательно изучить схему.

— Они молчаливы, как линии моих ладоней.

— Так и было задумано. Берите перо и пометьте хотя бы первыми буквами. Золотой Берег, — ткнул он пальцем в выступ суши. — Река Питер. А это россыпь островов в Гвинейском заливе, у побережья Гвинейского залива. Протиснувшись между седьмым и восьмым островком, вот по этой стрелке заходите в устье реки Колвези, которая кажется совершенно несудоходной, но в которой тоже есть проход между вот этими островками. Пролив усеян наплавными островами, то есть небольшими ковриками из залежалой травы, а потому очень похожими на отмели. Это-то и сбивает с толку мореплавателей.

— Еще одна хитрость природы, — согласно кивнул Гяур.

— В течение трех часов вы должны идти вверх по реке, пока не обнаружите по правому борту, в почти сплошной стене джунглей, едва заметный приток. Ориентир — скала на левом берегу этой речушки, которую мы назвали Сонной. Она настолько медлительна, что устье кажется небольшой, погруженной в джунгли заводью. Но секрет в том, что это над водой свисают длинные ветки деревьев и лианы. Посылайте вперед несколько лодок, и матросы саблями проложат просеку, по которой корабль уверенно пройдет метров тридцать, пока опять не достигнет открытой воды. Только оказавшись на ней, вы увидите крутые берега плато Афронормандии. Запомнили?

— Попытаюсь. Кроме того, как видите, я делаю кое-какие пометки.

На всякий случай дон Морано описал весь путь еще раз.

— К моменту, когда была составлена эта карта, сколько моряков знало о существовании Афронормандии? — спросил Гяур.

— Семьдесят шесть.

— И каждый из них поклялся вернуться туда?

— Девять таких «поклявшихся» немедленно решили поднять мятеж, и так и остались на склонах плато. Двенадцать казнены позже, когда мы подходили к Мавритании. А из оставшихся только одиннадцать — включая меня — знали истинную причину, заставившую нас пробиваться на корабле по этим плавучим джунглям. Да и то шестеро из них никогда не смогли бы найти устье Колвези на карте, а тем более — провести корабль по тем ориентирам, по которым вел нас голландский миссионер Вигбольден.

— Как сложилась его судьба?

— Он пожелал остаться на плато вместе с четырьмя своими спутниками-монахами, а точнее, с беглыми каторжниками.

— Этот миссионер поклялся не приводить туда никакие другие корабли?

— Он и его братья по молитве будут ждать меня или человека, присланного капитаном Морано, с этой картой в руке или без нее, в течение семи лет. Они согласились выступать в роли хранителей Афронормандии. Прошло почти два года. Таким образом, в вашем распоряжении еще пять лет.

— Я запомню, что у меня осталось в запасе четыре с половиной года. Полгода вполне хватит для того, чтобы добраться до устья Колвези.

— Если вести отсчет от берегов Испании, а тем более Северной Африки, действительно хватит. Корабль лучше всего захватывать…

— Через четыре года мне трудно будет воспользоваться вашим советом по захвату корабля, — прервал его полковник. — В плату за эту схему я должен попытаться спасти вас, уговорить капитана д’Эстиньо?

— В плату за клятву во что бы то ни стало дойти до Афронормандии, я подарю вам этот кошелек с золотом и бриллиантами, — извлек он из своего тайника еще один кожаный мешочек, только помельче. — И сообщу, что неподалеку Дюнкерка есть деревушка Корхайле. На местном кладбище вы без особого труда найдете каменный крест из красного гранита на могиле бывшего штурмана моего корабля Френсиса Мергольда. Его имя выбито на кресте и надгробном камне. Вот под этим камнем, справа от креста, на глубине всего двух штыков обычной лопаты, вы и найдете то, что вас может заинтересовать.

— Но это же ваше богатство. Лучше я попытаюсь спасти вам жизнь, и тогда вы сами сможете…

— Умолкните, «благодетель»! Могила предусмотрительно забросана слоем камней, чтобы не оседала. Мой небольшой клад содержится в таком же кожаном мешочке, помещенном в шкатулку из какого-то негниющего африканского дерева.

— Но почему вы отказываетесь от спасения?

— Вы слышите, что я вам говорю?! — обозленно спросил командор, хватаясь при этом обеими руками за голову и таким образом стремясь сдержать разъедающую ее адскую боль.

— Слышу, конечно, тем не менее…

— Да не желаю я принимать спасение от этого мерзавца д’Эстиньо. И вообще не желаю больше жить, поскольку не вижу в этом смысла. Дело в том, что я смертельно болен. Единственной моей мечтой оставалось добраться до Афронормандии, чтобы там и умереть. Но теперь я распрощался даже с этой мечтой.

— Что же, в таком случае, я могу сделать для вас?

— Помочь выбраться на корму. Чтобы я мог уйти на дно сам, по своей воле. Без суда, петли и лишних глаз.

— Вы уйдете так, как решили, — твердо заверил Гяур.

Одной рукой командор все еще держался за голову, другой только теперь зажал кровоточащую рану на груди у предплечья. Силы его явно были на исходе.

— Спрячьте карту и драгоценности, полковник, — с трудом проговорил он. — Никому не доверяйте их и никому особо не доверяйтесь, никому! И не пяльтесь на меня так расчувствованно. Это я должен был бы заплакать, глядя на вас, поскольку слишком уж вы похожи на моего сына, которого я потерял уже здесь, в Испании. Болезнь. Буквально сгорел от жара в течение каких-нибудь четырех дней. Никого больше в этом мире у меня, рваного башмака повешенного на рее, нет. Угас мой древний аристократический род, увы, теперь уже окончательно угас…

Гяур помог командору выйти на палубу и провел его на корму. Капитан д’Эстиньо и Хансен подались вслед за ними, однако полковник остановил их.

— Я обязан выполнить последнюю волю старого моряка и дворянина.

— Да, конечно, — согласился Хансен, осторожно придерживая д’Эстиньо за руку.

Они остались вдвоем. Командор Морано оглянулся на Гяура.

— Это море, полковник. Всего лишь море. Я ухожу туда, куда ушли двенадцать поколений предков мужчин моего рода. Оно примет меня, отмолив все мои грехи и постыдные замыслы.

— Да простит вас Господь, дон Морано.

— Вы великодушны, князь, как само море. Только оно не таит обиды на моряков, поэтому всегда готово принять любого из нас! — последнее, что услышал Гяур, прежде чем командор оказался во власти стихии, которой посвятил свою неправедную жизнь.