Богуслав Суйковский - Листья коки

Сотело увидел, как старуха внезапно словно окаменела, низко склонившись к земле с распростертыми в униженной просьбе руками, а девушка, до того не сопротивлявшаяся, вдруг напряглась, отпрянула назад и попыталась натянуть на грудь разорванную одежду.

«Что такое, черт побери?» — еще успел подумать Сотело, как вдруг вскочил, дрожа от удивления и ярости.

Старая индианка, не поднимаясь, не изменив позы, спокойно и пугающе медленно, хладнокровно подсекла серпом ноги испанца.

Каэтано повалился с воплем, увлекая за собой и девушку, но та не вырвалась, а, напротив, прижала к земле своим телом руки испанца и что-то торопливо прокричала. Старуха с быстротой и ловкостью, которые никто бы не заподозрил в ней, подскочила к упавшему и решительно полоснула серпом по горлу испанца.

Сотело почувствовал, как на лбу у него выступил холодный пот, но превозмог минутную слабость и схватился за оружие. Трясущимися руками он принялся засыпать в мушкет порох из рожка, когда в соседнем здании послышался крик.

«Алонсо! Напали и на него», — подумал Сотело, стискивая зубы. Крики начали доноситься с разных сторон, когда вдруг где-то раздался выстрел. «Это Диего Наварра. Он никогда не расстается с оружием. Слава богу. Эти дикаря разбегутся при первом же выстреле. О, теперь мы отомстим».

Он услышал позади шорох и стремительно обернулся. Полог отдернулся, и на пороге появились трое индейцев. Курака, такой подобострастный и перепуганный вчера, и с ним два молодых незнакомца. У всех троих в руках было оружие. С холодной жестокостью они смотрели на белого.

Дон Кристобаль де Сотело выпрямился. Он сразу же понял: это конец. Он понял, что ему уже не суждено отыскать рудники золота с красным отливом, что он не вернется в Испанию в блеске богатства и славы и не пожертвует собору святого Филиппа в Бургосе новый алтарь, у которого должны были бы молиться за упокой души его основателя.

Понял он, что уже никогда не сможет даже мечтать о руке доньи Изабеллы, дочери Алонсо Марии Мигеля де Молины-и-Карвахаля…

Он отбросил мушкет, который так и не успел зарядить, вырвал из ножен меч и, сделав глубокий вдох, словно собирался нырнуть, бросился на все еще неподвижных противников.

Как обычно, ближе к вечеру Иллья осторожно выглянула на дорогу. Она все еще надеялась, что над сторожевыми постами снова взовьются дымовые сигналы, снова начнут бегать часки, а среди них, возможно, пробежит и Синчи…

Однако с тех пор, как в их селении в последний раз побывали белые, всякое движение на главном тракте замерло. Однажды в сумерки, поборов страх, девушка даже отправилась к сторожевому посту на перевале, но никого не застала там. В другом, что находился внизу и откуда прибегал иногда Синчи, теперь остался только старый начальник, которого белые так избили, что он едва мог двигаться. Целыми днями он сидел на пороге, жевал коку и что-то бормотал себе под нос.

Дальше Иллья не осмеливалась выбираться. Однажды в ясный день она заметила с горы серое облако, низко нависшее над Юнией, и догадалась, что город горит. Но никакие вести оттуда не доходили, на дороге никто не показывался, вся жизнь замерла.

Иллья не удивлялась этому. Ведь и она не решилась покинуть свое селение и целыми днями скрывается в зарослях агавы. Потому что белые пообещали вернуться…

Вместе с ней прятались и другие уцелевшие жители. Их осталось совсем немного. Учу был убит, так как не захотел отдать белым лам, которых присвоил себе, старый Чавлас погиб, пытаясь защитить дочь, ее отец тоже… и еще многие…

А потом белые забрали женщин, в том числе обеих ее сестер, и отправились дальше по главному тракту. И как раз после этого облако дыма повисло над Юнией…

Иллья уцелела, потому что, когда пришли белые, она собирала хворост в горах и, возвращаясь, издали увидела больших лам. Перепугавшись, она спряталась за камнями. Она и теперь там скрывается. Голодает. Все, что удалось спасти раньше, захватили белые. Иллья и две женщины, прятавшиеся вместе с ней, как-то раз тайком отправились на сторожевой пост, в тамбо, в ближайшее селение, обшарили там все склады. Однако повсюду были лишь следы грабежа, всюду было пусто.

Немного сушеного мяса вигоней, обнаруженного возле склада, небольшой запас кукурузы, собранной на опустевших полях, а главное — картофель, который белые еще не научились выкапывать, — вот и все, что ей удалось припасти.

В доме Иллья боялась разводить огонь — он хорошо был виден с дороги. Лишь изредка девушка готовила себе еду на небольшом костре среди скал, стараясь и согреваться возле него по ночам, которые становились все холоднее.

Только одного оказалось вдоволь — листьев коки. Белые презирали их, и посреди разбитого склада, прямо в пыли, валялись целые связки отборной коки. Иллья вдоволь запасла их, но не притрагивалась к ним, по крайней мере до сих пор. Возможно, они понадобятся, когда наступят холода, когда придет настоящий голод и потребуется большое напряжение сил. Пока она должна думать о себе, беречься, а для этого нужна ясная голова. Кока сделала бы ее безразличной ко всему, и, даже заметив гонца на дороге, она по подошла бы к нему. А ведь им мог оказаться Синчи. Он подумал бы, что Кахатамбо сплошь вымерло, что здесь уже никого не осталось и, значит, она, Иллья…

Девушка по привычке взглянула на юг. Над горами еще пылало великолепное зарево заката, а в долине уже сгущался сумрак. Здесь, на открытом склоне, было пока совсем светло.

Иллья плотнее закуталась в плащ. Она знает: это время яркой зари очень коротко, потом сразу наступает ночь. Тьма поднимется со дна долин, окутает горы, зажжет на небе тысячи звезд. Среди них заблестит и Часка, утренняя и вечерняя звезда, покровительница влюбленных девушек…

И сразу становится холодно. Горы покрылись снегом, который каждый день спускается все ниже и ниже. Вчера поутру на лужах появился тонкий ледок. По ночам все трудней обходиться без огня, без крыши над головой…

Может, все-таки вернуться в свое жилище, старательно заткнуть все щели и развести огонь? Она вспомнила тепло очага, уютную тишину родного дома и в нерешительности взглянула на деревню.

Но тут же вздрогнула от ужаса. Ведь белые обещали вернуться. А тогда… тогда с ней случилось бы то же самое, что и с ее сестрами. Мола отчаянно защищалась, ее жестоко избили палками, а потом…

Она снова взглянула на дорогу и вдруг в испуге отпрянула, скрывшись за ближайшим камнем.

Вечерняя заря быстро угасала, мрак сгущался, но она все-таки разглядела вдали какую-то тень.

Бежать домой? Теперь ее могут заметить. Здесь же, за камнем, одетая в серый плащ, она почти совсем не видна…

Соблюдая осторожность, она продолжала глядеть на дорогу и немного успокоилась. Она поняла: тот, кто приближался, был, по-видимому, не белый. Но девушка не вышла из-за укрытия. Ведь и ее соплеменник мог оказаться опасным. Таких, как Учу, что брали пример с белых, было достаточно.