Идиллия Дедусенко - Тайна Нефертити (сборник)

На совещании с министрами провозглашенный новым фараоном Сменхкара заявил, что он не желает больше оставаться в городе, проклятом богами.

— Посмотрите, — говорил он, — даже колонны храмов и царских дворцов постоянно осыпаются.

— Ничего удивительного, — отвечали ему. — Они, как и все остальное, построены из необожженной глины, и мраморная облицовка не в состоянии удержать это разрушение.

— Строили быстро, наспех, — вторили другие. — Город, построенный всего за три года из такого непрочного материала, не может стоять вечно.

Мнительный и болезненный Сменхкара, по-видимому, не хотел признаться открыто, что его, к тому же, пугает воспоминание о разыгравшейся здесь трагедии и что он не хочет больше поклоняться богу, придуманному прежним фараоном, что ему неприятно огромное количество статуй Эхнатона, заполнивших здешние храмы. Скорее всего, его поддержали Эйе и Хоремхеб, имевшие большую власть над всеми остальными, и царский двор вернулся в старую столицу — Фивы. А покинутый Ахетатон быстро разрушился до основания, так что через несколько лет от него и следа не осталось.

Меритатон, как и хотела того, стала царицей Египта. Но и ей и царю не удалось даже на миг приблизиться к той славе, какой пользовались Эхнатон и Нефертити. Может быть, уязвленное самолюбие руководило молодой царицей, но на многих каменных надписях стали сбивать имя Нефертити и заменять именем ее старшей дочери. Как не раз замечал Эйе, у трона слишком тесно, чтобы два имени стояли рядом.

В различных исторических источниках зафиксировано около трех лет правления Сменхкары. Он все время болел, и страной фактически правили Эйе с Хоремхебом, которым удалось увеличить войско и укрепить границы.

Сменхкара, как жил, так и скончался, бесславно, незаметно. Претендентом на египетский трон стал подросший к тому времени девятилетний Тутанх. По возвращении в Фивы частица «атон» к его имени была заменена на «амон», так как все в Египте снова стали поклоняться богу Амону. Но повесть о нем — это уже другая история.

Когда печальная весть о кончине Сменхкары была оглашена официально, министры в полном составе собрались во дворце, чтобы решить, посадить ли на трон девятилетнего преемника или найти более достойного кандидата. Ждали Эйе и Хоремхеба. Эти двое держали в руках всю армию Египта, а значит и власть. Во всех делах их голоса становились решающими. Это была дань уважения вельможе и военачальнику, которые в сложный для страны момент сумели уберечь Египет от нападок врагов и сохранить его территорию.

Визирь, правая рука только что почившего фараона, а по сути главный министр, такой же безликий и бездеятельный, как Сменхкара, маялся от духоты, но терпеливо ожидал появления Эйе и Хоремхеба — втайне он мечтал сразиться с ними за престол, чтобы посадить на него своего сына.

Наконец появились Эйе и Хоремхеб в сопровождении многочисленной стражи. Они медленно прошли на середину зала, вдоль стен которого расположились министры и другие вельможи наивысшего ранга. Эйе оглядел их, обводя долгим взглядом: вот они, такие покорные при жизни своевольного царя, не считавшегося с законами древнейшей египетской религии, теперь проявляют явное беспокойство, но не столько о судьбе трона и страны, сколько о своей собственной. По лицам некоторых Эйе понял, что сегодня они не прочь поспорить даже с ним за место на египетском престоле. Но за спиной Эйе не только стражники, сопровождавшие его на этот совет, и это почти все понимали. Эйе давно постиг низменные души этих земных червей, умеющих только ползать перед всемогущими, и сейчас был намерен выказать им свою волю в полной мере. Настал его час, и он не упустит такого шанса, подаренного судьбой. Визирь решил опередить его и заговорил первым:

— Вознесем молитвы нашим богам, пусть даруют нам прощение и милость! Из века в век египтяне поклонялись Амону-Ра, и он хранил нас от бед. Потому что боги превыше всего ценят преданность. А тех, кто предает, они сурово наказывают. Даже фараонов. Вы знаете, о чем я говорю. Мы теперь укрепились в вере богам, которым поклонялись многие поколения наших предков. Мы не уроним славы Египта. А теперь я спрашиваю вас: что будет с египетским престолом, наследниками которого остались малые дети?

— Трон принадлежит им по праву, — раздался голос Верховного жреца.

— Согласен, — сказал визирь, — но не осталось ни одного достойного среди взрослых родственников из их династии, которого можно было бы приставить к ним опекуном и провозгласить соправителем до их совершеннолетия.

— Закон есть закон, — вмешался кто-то из министров. — Соправителя можно найти среди нас.

— И кто же он, может, главный министр? — произнес кто-то с явным сарказмом.

Все взглянули на дородного, заплывшего жиром вельможу весьма преклонных лет, и невольный смешок пробежал по залу.

— Овдовевшей царице Меритатон можно найти мужа, — опять раздался чей-то совет.

— И кто же им будет? — насмешливо спросил Эйе.

— А мой сын! — крикнул визирь. — Разве он не достоин занять место на троне?

— Твой сын — достойный человек, как и ты сам, — миролюбиво ответил Эйе, — но он не царской крови и уже женат!

— Ты лучше меня знаешь, что жрецы могут расторгнуть любой брак, если надо заключить другой, — парировал главный министр.

— В данном случае я не вижу такой необходимости, — ответил Эйе.

— Среди нас никого не осталось царской крови, так что же теперь делать? — перебил его один из вельмож. — Может, нам пригласить кого-нибудь из соседнего государства? Они близки нам по обычаям.

Эйе резко повернулся к говорившему:

— Близки, да не очень. И будем тогда выполнять чужую волю!

Зал загудел.

— Он прав.

— Там не уважают наших богов.

— Нельзя отдавать Египет в чужие руки.

— Правильно говорите, — подытожил Эйе. — Нельзя отдавать Египет в чужие руки.

— Значит, все-таки придется посадить на трон этого мальчика, Тутанхамона? — заметил кто-то из вельмож.

— А по какому праву? — опять возразил визирь.

— По праву наследия, Эхнатон сам объявил его вторым наследником.

— А кто докажет, что он царской крови? — не унимался вельможа. — Если по этой причине мой сын не может стать фараоном, то откуда такое право у Тутанхамона?

— Мы никогда не обсуждали вопрос о происхождении юного принца при жизни Нефертити, чтобы не волновать ее, — сказал Эйе. — Но она еще была с нами, когда Эхнатон назвал его своим преемником. Разве он сделал бы это для чужого ребенка? Немногие знали, что Тутанхамон — сын Эхнатона, но мне и Пенту он доверил эту тайну. Да это уже давно и не тайна для многих других. Вы только посмотрите на Тутанхамона и Анхесенпаамон — почему они так похожи, никогда не думали об этом? Потому что у них один отец — Эхнатон. Так что право принца на престол бесспорно.