Робер Гайар - Большая интрига

Майор сказал себе, что ему необходимо выиграть время. Нет, он не возьмет на себя никакой ответственности. Окончательно все мог решить только Совет, если Мари, что было абсолютно невероятно, сама не предпримет против Байярделя необходимых мер.

— Капитан, — сказал он, — вы сейчас можете идти и заняться отчетом, который вы должны мне предоставить. Поскольку я попросил капитана Шамсенея написать такой же отчет для того, чтобы советники имели перед собой полную и правдивую картину событий, то, я полагаю, что и в ваших собственных интересах лучше сделать так, чтобы вы оба не могли случайно встретиться до тех пор, пока он не передаст мне свой рапорт…

Он подождал, но поскольку капитан ничего не отвечал, добавил:

— В таких обстоятельствах я, вижу только один выход: поместить вас под домашний арест, поставив у дверей часового для того, чтобы у нас были гарантии вашей полной изоляции от внешнего мира.

Байярдель сухо поклонился. Он говорил себе: «Сегодня — домашний арест, завтра — тюрьма, а послезавтра, возможно, и виселица! Никогда! Лефор может не успеть!»

А вслух он сказал:

— Слушаюсь, майор.

Он снова повернулся на негнущихся ногах и вышел, не попрощавшись с Мерри Рулзом.

Часовой открыл дверь кабинета Мерри Рулза и объявил:

— Шевалье Реджинальд де Мобрей!

Майор сейчас же вышел из-за стола и направился навстречу посетителю. Он сразу спросил себя, что могло привести его в форт, но майор не испытывал ни страха, ни беспокойства. Ему было даже любопытно, как поведет себя этот шотландец, который с такой ловкостью увел у него из-под носа Гренаду, которую он сам хотел купить для себя у покойного генерала. Но Мобрею повезло больше, и он приобрел этот остров для графа де Серийяка, о котором говорили, что он собирался перепродать остров англичанам. Рулз не мог забыть, что Мобрей буквально накануне заседания Высшего Совета присоединился к его собственному мнению относительно дикарей и флибустьеров. Он вообще не сомневался, что Мобрей всеми силами добивался от Мари обещания заявить прямо на Высшем Совете, что ее первым самостоятельным решением как раз и будет декрет о беспощадной борьбе с пиратами.

Он именно об этом и думал, когда в комнату со свойственной ему элегантностью входил Мобрей. На нем была маленькая шапочка, светло-вишневые ленты которой спускались до самых плеч, его русый парик был отлично завит, хорошо напудрен и удачно обрамлял благородное лицо с тонкими темными усиками. Улыбался он все той же циничной улыбкой, которая являлась его надежным оружием в течение всей карьеры дипломата.

И правда, улыбка была одновременно и волнующей, и насмешливой и, похоже, исходила от человека, который настолько не сомневался во всех своих поступках, что все невольно задавали себе вопрос: кто или что, обладающее огромной властью, стоит за этим человеком, что он настолько в себе уверен? Майор тоже почувствовал себя немного не в своей тарелке. Его интересовали не только причина визита Мобрея, но и, чем он может завершиться? Он говорил себе, что между ними может возникнуть обычный словесный поединок. Но кто кого одолеет? И о чем пойдет речь?

— Господин майор, — как можно церемоннее начал Мобрей, — я вас нижайше приветствую.

— И я, в свою очередь, прошу рассчитывать на мою искреннюю преданность, шевалье, — ответил Рулз. — Пожалуйста, в кресло. Я с огромным вниманием выслушаю причину, которая привела вас сюда, что делает мне немалую честь и доставляет огромную радость.

Мобрей поднял руку, желая тем самым прервать этот поток заведомо лживых слов, и сел в одно из предложенных ему красных бархатных кресел. Затем он вытянул и скрестил ноги и произнес:

— Вчера мы в замке узнали, что в гавань вошла «Дева из порта удачи». Мадам дю Парке решила, что капитан Байярдель вернулся, но подумала, что уже слишком поздно посылать за ним. Меня она попросила, потому что слишком устала…

Он развел в стороны руки и, как бы в поисках сочувствия, добавил:

— Ее недавний траур и все эти заботы так на нее подействовали, впрочем, вы должны это понимать… и она пожелала, чтобы я пришел к вам в качестве ее посланника: узнать новости о Байярделе.

— Байярделя никому нельзя видеть, — торопливо объяснил майор. — Я посадил его под арест.

Мобрей с удивлением поднял вверх брови:

— Под арест?

— Именно. Сразу после прибытия он пришел ко мне и сделал краткий доклад об экспедиции, вернее, о поражении (нам двоим между собой не надо стесняться!), и я подумал, что как для его собственного блага, так и для пользы дела будет лучше посадить его под арест и лишить возможности общаться с внешним миром.

— Стало быть, его сообщение было достаточно важным?

Майор в замешательстве помолчал:

— Дело в том, — объяснил он, — что я посчитал нужным иметь несколько рапортов об этом событии: от капитана Шамсенея, от капитана Эстефа и от капитана Байярделя. Капитан Шамсеней прибыл сегодня утром на борту своего судна «Святой Лоран». И, Боже мой, в каком жалком состоянии находится это судно!

— Майор, — спросил мягким, вкрадчивым голосом Мобрей. — Мне кажется, что вы думаете о возможном предательстве, если судить по тем мерам предосторожности, которые вы принимаете, а также по свойственной вам мудрой беспристрастности?

В этих словах Мерри Рулз ощутил сделанный ему вызов. Было похоже, что Реджинальд решил пойти с ним одной дорогой. Однако по своей обычной подозрительности он ничего конкретного не ответил.

— Предательство — это, возможно, слишком громко сказано. О нем, наверное, мы будем говорить впоследствии, учитывая затруднения при даче показаний всеми тремя капитанами, но произносить такое слово в полный голос до окончательного выяснения я считаю преждевременным.

— Я надеюсь, — сказал Мобрей, — что суд будет суровым и справедливым. Я говорю так ради будущего колонии. Сам по себе пример поведения этих людей отвратителен. Если оставить все это без наказания, то в ближайшем будущем острову грозит гибель!

— Без всякого сомнения, — подтвердил Мерри Рулз. — Поэтому до полного выяснения всех деталей я решил подержать капитана Байярделя, как ответственного за экспедицию, в изоляции. Он не сможет ни с кем общаться и не выйдет из своего дома до тех пор, пока не вручит мне по всей форме составленный отчет. После этого мы сравним все три отчета, а судить будет Высший Совет.

— Совет? — с наигранным удивлением воскликнул Мобрей.

— Совершенно верно, шевалье.

Мобрей потер руки и вкрадчиво улыбнулся:

— И вы считаете, майор, что надо и впрямь собирать всех членов Совета из-за такого дела? Мне кажется, что, имея твердо установленный факт предательства, не обязательно собирать сотню судей. Будет достаточно мнения честного человека, тем более что этот человек — военный. Мне кажется, что здесь, как и в Англии, некоторые преступления, такие, как дезертирование с места сражения, оставление своего боевого поста, связи с врагом, — также наказываются смертью? Я должен отметить, что у нас измена, если она повлекла за собой такие тяжелые последствия, карается смертью…