Патрик О'Брайан - Военная фортуна

— Выходит, шлюпки дошли?

— Одна. Баркас под командой мистера Гранта, который и передал бумаги старшему морскому офицеру порта.

— Можно хоть было разобрать, что написано? Я наскреб их на коленке.

— На документах имелись водяные разводы и кровавые пятна — у мистера Гранта возникли трудности с подчиненными, — но, не считая двух листов, все оказалось вполне читабельно. Сэр Джозеф направил мне основную выборку, как разумеется, сообщил все, касающееся ситуации здесь. А заодно приложил письмо, — Уоллис протянул Стивену документ, — в котором привел вас в пример по части умения обманывать врагов и сеять рознь. Мне, по его словам, необходимо продолжать, насколько возможно, начатое вами в этой части света. Пакеты продолжали прибывать, и каждый с письмом для вас. Тон посланий, как уже говорилось, изменялся в сторону беспокойного и даже, с ходом времени, до отчаянного. Но каждое сводилось к тому, что в один прекрасный момент вы вернетесь, дабы воспользоваться посеянными плодами удара, нанесенного по французским тайным службам, и возобновите свою деятельность в Каталонии. Вот здесь я подготовил для вас сжатый отчет о состоянии дел здесь.

Уоллис был старым, проверенным коллегой, лишенным грехов, если не считать скаредности, подлости и похотливости, так часто встречающихся среди агентов разведки; не вызывало сомнений, что он до тонкостей знаком со своим делом, а также отдает себе отчет в следующем: если Стивен Мэтьюрин почти сгинул на пути сюда, то с таким же успехом может сгинуть по пути обратно. Море — предательская стихия, корабль — утлый челн, fragilis ratis, швыряемый волнами и служащий игрушкой ветров. Даже к лучшему, если Уоллис будет в курсе.

— Послушайте, — начал Стивен, и Уоллис весь обратился в слух. Лицо его выражало крайнюю степень заинтересованности и любопытства. — Начнем с того, что вам наверняка известно про арест Уоган с поличным, с бумагами из Адмиралтейства?

Уоллис кивнул.

— Она была агентом мелким, но преданным и самоотверженным, такого не купишь. Естественно, она постаралась сделать все возможное, чтобы дать своему шефу знать о своем провале и о том, кто оказался скомпрометирован по ее вине, а кто нет. Случилось так, что на борту вместе с ней очутился любовник, ее соотечественник, блестяще образованный молодой человек по фамилии Хирепат. Он сам устроился на корабль, чтобы быть рядом. Она использовала его для передачи информации, которую я перехватил в Ресифи. На ней и основывался первый мой доклад. С самого начала путешествия мне придали ассистента, некоего Мартина, уроженца Нормандских островов, выросшего во Франции. Он умер, и мне пришло в голову, что из человека с таким прошлым может выйти идеальный тайный агент. Тогда я, как будто от его имени, сфабриковал общий отчет о состоянии дел, затрагивающий деятельность нашей разведки в Европе и с отсылками на Соединенные Штаты и к некоему отдельному документу, охватывающему Ост-Индию. Я не располагал достаточной информацией по Ост-Индии, чтобы состряпанный мною рапорт мог обмануть знатока, и потому даже не брался за него. Зато льщу себя надеждой, что обстоятельный анализ европейской ситуации с мимолетными ремарками касательно США способен убедить даже такого скептика как Дюран-Рюэль.

— Вряд ли стоит говорить вам, дорогой Уоллис, что моя бумага содержала детали о двойных агентах, подкупах, источниках информации в различных министерствах самой Франции и ее союзников. По сути, она была направлена на то, чтобы скомпрометировать их политиков, вывести из игры самых способных людей и посеять взаимное недоверие. Сей документ был обнаружен среди вещей умершего и сразу возбудил подозрения. С него сняли несколько копий, чтобы отправить в Англию с Мыса посредством тамошних властей. Из владеющих французским на корабле были только я и Хирепат; поскольку у меня времени не имелось, переписывать пришлось американцу, которого назначили моим новым ассистентом. Я не сомневался, что он проговорится своей возлюбленной, и благодаря безраздельной ее над ним власти одна из копий перекочует к ней, чтобы отправиться в Америку с Мыса. Копия перекочевала, и Луиза зашифровала ее — я, кстати, нашел ключ к их коду, — но мы не зашли на Мыс, поскольку за нами погналось голландское судно, превосходящее нас силой.

Я утешал себя мыслью, что она наверняка исхитрится отослать добычу из Ботани-Бей, и потеря нескольких месяцев хотя и бесконечно прискорбна, но не смертельна. Ведь пока мы не находимся в состоянии действительной, объявленной войны с Соединенными Штатами, все равно нельзя питать совершенную уверенность, что американцы передадут информацию своим французским друзьям или хотя бы их союзникам. Но все-таки возможно, даже в мирное время, что в порядке обмена добрыми услугами она до них дойдет, пусть и неофициально. Американский шеф разведки, мистер Фокс, в очень хороших отношениях с Дюран-Рюэлем. Но скажите, война уже объявлена?

— Нет, благодаря нашим настояниям. Но думаю, если правительство будет и дальше следовать своим курсом, долго ждать не придется. Мы душим их торговлю, а также похищаем или задираем их матросов.

— Идиотский, бессмысленный, безнравственный и ошибочный курс, — яростно бросил Стивен. — Помимо всех прочих издержек, война приведет к глупейшему разбазариванию наших сил и средств. Неужели правительство в самом деле намерено устроить передышку этому подлецу Бонапарту, исключительно из желания добраться до горстки предположительных дезертиров — от которых на флоте и так толку не было — и потешить свою неугомонную мстительность? Это полное безумие. Но я отвлекся. Предполагалось, что миссис Уоган отошлет документ из Ботани-Бей. И все было бы чудесно, доберись она до этого пункта. Но не вышло. Наш корабль налетел на ледяную гору и едва не затонул. Некоторые из команды ушли в шлюпках, с ними я передал копию своего отчета, чтобы в случае, если они доберутся до Мыса, сэр Джозеф мог получить представление о моей затее и действовать соответственно. Вот вам и второй мой рапорт.

Я тогда уже практически не сомневался, — продолжал Стивен, — что капитан Обри вытащит нас из беды, но должен признать, задержка разрывала мне сердце. Можете представить мою радость, когда американское китобойное судно причалило к тому самому острову, где мы нашли приют. Это остров Отчаяния, место, которое я даже не берусь описать: какие там птицы, какие тюлени! А лишайники, Уоллис! Сущий рай для меня! Китобой возвращался домой, в Нантакет. С неимоверным трудом я организовал, чтобы Хирепат и Уоган пробрались вместе с бумагами на борт «американца» и уплыли. На душевные терзания Хирепата, разрывавшегося надвое между любовью и долгом, больно было смотреть, Уоллис. Еще труднее было утаить от его метрессы факт, что я манипулирую им. И даже тогда рвение моего капитана едва не похоронило всю затею — однажды рано утром, прежде чем я вышел на палубу, на горизонте были замечены паруса нашего китобоя. Только пригрозив, что повешусь на грота-лисель-шмарке или как уж он там называется, я сумел убедить его отказаться от преследования и продолжить наш путь к Новой Голландии, этому интереснейшему континенту. Когда китобой скрывался из виду, он под всеми парусами направлялся к Америке, и потому, надеюсь, что Луиза Уоган должна уже была с непоколебимой уверенностью и искренностью вручить начальству отравленный дар.