Патрик О'Брайан - Военная фортуна

— Эй, Киллик! А где у нас доктор?

— Чем свет отбыл на берег с маркитантской лодкой, — ответил вестовой с похотливой улыбкой, поскольку по его мнению, помимо желания напиться для отлучки на берег имелось только одно оправдание. Киллик отважился даже на дерзость, заметив, что капитан нынче утром выглядит не бодрым и румяным, как обычно, а посеревшим и уставшим, будто провел бессонную ночь.

— А, не обращай внимания, — ответил Джек таким тоном, что Киллик поглядел на него с непритворным сочувствием.

Капитан влил в себя пинту кофе, выложил письма на стол и принялся раскладывать их в хронологическом порядке — задача непростая, потому что вопреки всем его напоминаниям Софи редко удосуживалась поставить дату.

Среди писем попадались счета, и время от времени Джек, присвистнув, приплюсовывал сумму, и становился еще мрачнее. В каюту проскользнул Киллик с блюдом из почек, любимым угощением капитана, но тот только поставил тарелку среди бумаг.

— Спасибо, Киллик, — не глядя, бросил он.

Почки так и оставались там, остывшие, насколько позволяло тропическое солнце, до той минуты, когда вернулся доктор Мэтьюрин. На борт он поднялся в обычной своей элегантной манере: стукаясь о крышки портов, он поливал бранью матросов, раскачивающих его из стороны в сторону, и, отдуваясь, рухнул на палубу, будто бегом взобрался на Монумент. [2] «Монумент» — колонна, воздвигнутая в лондонском Сити в 1671-77 в память о Великом лондонском пожаре. Считается, что её высота — 61,5 м — равна расстоянию от «Монумента» до лавки пекаря на Пуддинг-Лейн, где начался пожар. Наверху имеется смотровая площадка, на которую ведёт винтовая лестница. Он был тяжело нагружен, и его корабельные товарищи резко упали духом, распознав, как им показалось, что в одной из плоских накрытых корзинок находится питон. Впрочем, желающих проверить догадку, помогая доктору распаковывать багаж, нашлось немного: выделить для этой цели оказалось возможным только обиженных умом или здоровьем членов экипажа, остальные были заняты срочными делами. Оставшиеся мичманы собрались на переходном мостике левого борта, яростно метая набитые пенькой и обтянутые парусиной мячи в Шустрика Дудля, викет-кипера, [3] Член крикетной команды, располагающийся сразу за калиткой и призванный перехватывать мячи, пропущенные отбивающим. ловившего подачи со сноровкой терьера, хватающего крысу, и со свойственной этому псу свирепой сосредоточенностью. Зрители же, в составе всей свободной вахты и морских пехотинцев, не скупились на нелицеприятные замечания. Пусть «Леопарду» не хватает краски на бортах, пушек и даже людей — эти немногие были полны решимости достойно провести матч против подонков с «Камберленда», а то и показать им, где раки зимуют! Среди экипажа числилось несколько уроженцев Кента и Гэмпшира, буквально взрощенных на крикетных полях, а мистер Баббингтон, первый лейтенант, прославился тем, что совершил сорок семь перебежек в игре против команды клуба «Мэрилебон», и не где-нибудь, а на самом Броуд-Хафпенни Даун. Лейтенант развил бурную деятельность — рутинные дневные обязанности были отложены прочь, — побуждая парней «поднимать повыше» и «Бога ради выдерживать дистанцию».

— Вы не забыли про матч, доктор? — воскликнул он, заметив Стивена.

— Ни за что в жизни, — ответил тот, взмахнув белой, свежеспиленной деревяшкой. — Я как раз намеревался вырезать себе херли из благородного дерева упас.

Заглянув к плотнику, он отправился в каюту и принялся разглагольствовать про дерево упас: «почти зацвело, конечно — и вовсе никаких трупов не валяется, — но любо-дорого посмотреть, похоже, это ближайший родственник инжира». Тут взгляд доктора упал на лицо друга, и он осекся.

— Надеюсь, из дома нет дурных новостей, приятель? — спросил Стивен. — Софи и детки в порядке?

— Все прекрасно, Стивен, спасибо, — отозвался Джек. — Ну, вскоре после нашего отъезда в детской объявилась свинка, а у Джорджа на Рождество выступила сыпь, но теперь все уже хорошо.

— Свинка? Замечательно, чем раньше, тем лучше. Будь у нас больше времени, я, думаю, сам завел бы детишек в хижину, где есть больной свинкой. Убежден, что правительство в обязательном порядке должно заражать всех младенцев, особенно мальчиков, этой болезнью, и желательно в самом нежном возрасте. Орхит в качестве осложнения — зрелище до крайности печальное. А с Софи все хорошо?

— Вроде так, если судить по последнему из писем. Кстати, в каждом она передает тебе самые наилучшие пожелания. Пожалуй, мне стоило с этого начать. Но это последнее было написано давным-давно, и что Софи пришлось перенести за долгое время тревожного ожидания, остается только догадываться.

— Ей известно о благополучном прибытии шлюпки Гранта на Мыс?

Джек кивнул.

— До нее дошли твои письма из Бразилии, — продолжил Стивен. — Поэтому для нее не секрет твое недовольство Грантом. Она сообразит, что тот, стараясь обелить себя, постарается представить ситуацию как можно более трагичной. Основываясь на этих двух фактах, Софи не поверит Гранту. К тому же у нее не возникнет и тени сомнения, что ты способен справиться с любой ситуацией. Как вывод, она будет склонна скорее недооценить грозившую нам опасность.

— Ты совершенно прав, Стивен. Именно так она и поступила. Она пишет так, будто точно знает, что я жив. И не исключаю, искренне убеждена в этом. Ни разу, ни в одном из писем не проскальзывает и тени сомнения, благослови ее Господь. Надеюсь, что сейчас до нее уже дошли мои послания из Порт-Джексона. Но даже так жена наверняка еще переживает из-за этого треклятого малого, Кимбера. Вот это меня по-настоящему беспокоит.

При этих словах сердце Стивена екнуло. «Треклятый малый Кимбер» ухитрился убедить Джека в том, что в отвалах расположенной на земле Обри старинной оловянной шахты содержится серебро. С помощью некоего секретного процесса можно, якобы, извлечь оттуда драгоценный металл. Разумеется, предприятие требует значительных вложений, зато отдача обещает быть грандиозной. Из того немного, что Стивен знал о металлургии, сама по себе затея могла оказаться реальной, но и он и Софи видели в Кимбере афериста, одну из многих сухопутных акул, какие намертво вгрызаются в оказавшихся на берегу моряков. Мэтьюрин знал, что в своей стихии Джек Обри демонстрирует удивительную ловкость, а в военном деле проявляет хитрость и дальновидность, достойную Улисса — часто обманывает врага и редко поддается на обман сам. Зато о способностях своего друга управляться с делами, или хотя бы следовать велениям здравого смысла во время побывок на суше, доктор придерживался крайне невысокого мнения, поэтому всячески старался оградить его от прожектера.