Анна Барт - Месть из прошлого

– Это почему же? – вдруг разобиделся Мур.

– Потому что сейчас у меня есть дом, деньги, работа и официальный статус. Но так было не всегда. Когда от меня отказался муж и отвернулись друзья, Елизавета Ксаверьевна выручила, помогла. Просто так помогла, понимаешь? Да что там, от смерти спасла. Дала приют, кормила, поила, с работой помогла. И денег дала, не взаймы, так, без отдачи. Пришел мой черед отплачивать добром. Пусть не ей, но другим людям. Понимаешь?

– Допустим.

– Допустим или понимаешь?

Что за человек такой! Все мои ответы отскакивали от него, как горох от стены. Тот, кто сможет объяснить американцу, что миром правят не только деньги, мрачно подумала я, получит Нобелевскую премию, но, увы, это буду не я.

– Джон, я не собираю антиквариат, не украшаю обивку собственного самолета золотом и бриллиантами и не разъезжаю по дорогущим курортам. Брат зарабатывает хорошие деньги. Содержание лошадей, конечно, выливается в копейку, но если отдать детей в теннисную секцию при беверли-хиллзской школе или в дурацкий футбол, деньги сдерут те же самые, а может, и больше. И вообще какая связь между моими лошадками и оставленной по завещанию конюшней?

И опять Мур ответил не сразу.

– А такая, моя дорогая Бетси. Вскрытие тела второй дамы показало, что умерла она не своей смертью. Ее отравили.

Я зн-а-ю, что такое страсть к животным. Мои родители тратили огромные деньги на разведение собак. Но и получали немалые дивиденды тоже – это бизнес. Но я заметил, что в таком роде бизнеса еще присутствует и страсть. А может, ты притворяешься? Ты не могла позволить себе дорогих элитных коней – и…

Расширившимися от ужаса глазами я смотрела на мрачного Мура.

– Да ты в своем уме?? Я не могла позволить себе дом в Беверли-Хиллз и убила одну старушку? А потом не могла купить элитных скакунов и – что? Отравила вторую старушку?! Ты… Вы сами-то верите в этот бред?

– Нет, – медленно проговорил Мур. – Не верю.

Я перевела дух.

– Но кто-то же убил, – он поднял на меня глаза.

– Но я-то здесь причем?

Мур опять прошелся по огромной сумрачной комнате, выглянул в сад, с шумом выдохнул воздух и сказал:

– Не знаю.

Прекрасный ответ и, главное, для меня утешительный.

– Я тебе верю, Бетси, но тебе нужно будет обязательно переговорить с адвокатом. Это раз. И еще прими совет. Не беседуй ни с кем приватно, только в присутствии своего юриста. Никому не следует доверять.

– А тебе? – ехидно спросила я. – Тебе можно?

– Мне – да, – глядя мне прямо в глаза, так же как я всего несколько минут назад смотрела в его, серьезно ответил Мур.

Я громко и неверующе фыркнула и отвернулась к окну.

– Мне можно, потому что я должен докопаться до истины чего бы мне это ни стоило. Знаешь – почему?

Я равнодушно пожала плечами и поднялась с диванных подушек, давая ему понять, что аудиенция закончена.

– Для меня это не просто очередное дело об убийстве, Бетти. Отравленная дама была моей бабушкой.

Я без сил опять опустилась на диван. Мама дорогая, куда же я вляпалась?

Джон Мур, суровый беверли-хиллзский полицейский и внук отравленной бабушки, не обращая никакого внимания на мое шоковое состояние, вызванное его последней фразой, не спеша прошелся по холодной гостиной, равнодушно разглядывая картины на стенах.

– Это ваш портрет? – опять перейдя на вежливо-официальный тон, спросил он и небрежно кивнул на тот, который висел напротив дивана прямо над камином: молоденькая девушка на фоне пасмурного средневекового московского Кремля.

– Это портрет Марины Мнишек, – оторопело ответила я.

– А… – безразлично протянул Мур, и я мысленно закатила глаза.

Сейчас он спросит, не моя ли бабушка эта самая Мнишек и вежливо отметит, как мы похожи.

К чести для себя, Джон ничего не сказал. Дойдя до высоких стеклянных дверей залы, он притормозил, присел на корточки и начал возиться с Фридой. Я не могла прийти в себя от изумления – наше подозрительное и своевольное животное вело себя как любвеобильная коза. Только что не блеяло от ласк Мура-Шмура.

Я почувствовала укол ревности. Любовь с первого взгляда. Скажите пожалуйста!

Бездумно наблюдая за возней Фриды и Мура, попыталась привести в порядок разлетающиеся в разные стороны мысли.

Отравленная бабушка, с которой я никогда не была знакома, неподвижно лежащий на полу ресторана черный мужчина, упавшее на меня наследство в виде полумиллионного коня, подозрение в убийстве Елизаветы Ксаверьевны и желание ее родни оттяпать у меня дом, набитый антиквариатом…

Елизавета Ксаверьевна…

А что, если…

– Послушай, Джон, – обратилась я к сидящему на полу и целующемуся с Фридой полицейскому. – А что, если этот самый Моргулез убил твою бабушку и мою Елизавету Ксаверьевну?

– Мотив? – миролюбиво вопросил Мур, поглаживая лохматое пузо млеющего от восторга пса.

– Елизавета Ксаверьевна была очень состоятельна, – заторопилась я объяснить свою мысль. – В этом доме полно ценных вещей, все в беспорядке распихано по комнатам. Адвокат читал список минут сорок и посоветовал часть особо дорогих безделушек и картин вывезти под охрану, но у меня все руки не доходят разобрать их. Твой Моргулез мог просто устать ждать и попытался избавиться от дамы. Он мог знать о завещании в его пользу. А… вдруг, у него есть подельники? И это они устали ждать и… убили богатую старушку?

– Это каким же должен быть антиквариат, чтобы за него убили двоих человек? Да еще так непродуманно открыто? Мы не в средневековой Венеции живем. И потом, – Мур наконец-то оторвался от Фриды, поднялся с коленок и смахнул невидимые пылинки с джинсов – немецкий педант. – Моргулеза тоже убили. Кто? Эти твои подельники? Потому что он не отдал им этот самый антиквариат, что ли?

В голосе господина полицейского сквозило завуалированное пренебрежение к моим попыткам найти хоть самую плохонькую версию, но я не хотела сдаваться и попробовала еще раз. Мне нужно доказать здесь и сейчас, что я абсолютно не причастна ни к каким убийствам.

– Подожди… Елизавета Ксаверьевна уехала из России совсем девочкой после революции, так? Знаешь, какие вещи привозили с собой эмигранты? Они и ценности-то не представляли. Для них схваченные в спешке вещи являлись просто воспоминаниями о прошлой жизни, потерянной семье, Родине.

– Елизавета Ксаверьевна привезла с собой одну вещь – дневник Марины Мнишек, – книгу из будто бы исчезнувшей или сожженной библиотеки Ивана Грозного. Она рассказала мне вечером, накануне своей смерти, – тут я примолкла на мгновение, удивленная своими же воспоминаниями и подняла глаза на внимательно слушавшего меня Мура, – как влюбленный в нее молодой офицер при прощании всунул в муфточку книгу. На вокзале. А что, если книга и правда принадлежала Марине Мнишек?