Симона Вилар - Ассасин

Да, аль-Адиль добросердечен и честен. Некогда Джоанна уже рискнула довериться ему при посещении Назарета, и эмир не воспользовался возможностью пленить ту, которую принимал за сестру Ричарда Английского. Однако… Ведь тогда между крестоносцами и сарацинами было перемирие, шли переговоры о пленных в Акре… которых потом казнили. С тех пор Саладин больше не приказывал брать пленников христиан и их всех убивали. И все же Робера де Бретейля не убили, а позже вернули Ричарду! Но этот французский рыцарь не имел особой цены в глазах сарацин, а ведь за него отдали десять мусульманских эмиров. К тому же сейчас отношения между противниками куда более напряженные, никто не говорит о перемирии, все готовятся к жестокой войне за Святой Град.

– Я должна во всем сознаться аль-Адилю, – шептала Джоанна, забившись за складки полога кровати. – Бесспорно, его это ошеломит… и вызовет ярость. Но аль-Адиль – достойный человек, он не станет срывать зло на женщине, которая ему нравится.

Джоанна убеждала себя в этом, а сама вновь и вновь вспоминала, как гневно сошлись брови эмира, когда она сказала ему «нет». И ни намека на иронично-веселое выражение, с каким он обычно обращался к ней, ни намека на восхищение и нежность, появлявшиеся во взоре, стоило ему взглянуть на свою «нежную пери»… И еще Джоанна вспомнила о словах навязчивого евнуха Фазиля… То и дело цитируя суры Корана, он обратил ее внимание на то, что замужние женщины запретны для мусульман… если они не стали их невольницами.

При этой мысли Джоанну даже в душной комнате прошиб озноб. И хотя молодая женщина находила аль-Адиля по-своему привлекательным, сама мысль, что она достанется ему как пленница, как трофей, вызывала у нее отвращение, а все обаяние эмира таяло, словно туман. Она видела в нем уже не мужчину, которому нравилась, а опасного врага… иноверца.

Нет, нет, Ричард не бросит ее в беде! И Пиона тоже будет настаивать, чтобы ее кузину выкупили у неверных. Как не оставит Джоанну и ее брат Шампер. Без сомнений, Уильяму есть отчего гневаться на сестру, но все же они одна плоть и кровь, они самые близкие люди! Хотя… даже их родство не помешало Уильяму отказаться от сестры из-за ее пособничества человеку, которого он считал врагом.

Джоанна подумала о Мартине. Сейчас она почти хотела, чтобы он оказался тем, за кого его принимал старший брат, – шпионом Саладина. О, ее Мартин такой ловкий, такой бесстрашный! Если он узнает, что Джоанна в беде, он придет и спасет ее! Как же в это хотелось верить!

А еще она надеялась на милость Всевышнего. Господь читает в ее душе и знает, что в ее мыслях не было корысти, когда она предложила эту подмену. Так она спасала принцессу королевского дома Плантагенет, к тому же мечтала о паломничестве в Иерусалим, как ранее мечтала побывать в Назарете. Тогда, в граде, где родился Спаситель, мольбы Джоанны были услышаны – ее любовь все же оказалась истинной и безопасной для нее. Она даже смогла забеременеть от того, кого так любила! Пусть же и теперь Небо не оставит ее! Пусть случится чудо и Ричард Львиное Сердце спасет свою кузину! Пусть ее брат Уильям де Шампер не позволит ей остаться у неверных! Пусть… за ней придет Мартин!

Уже была глухая ночь, где-то вдали слышалась перекличка городских сторожей, в соседнем покое громко храпела Даниэла. Вот уж кто спокоен, едва ее голова касается подушки! Джоанна завидовала невозмутимости своей армянки. Да и что той с Гаянэ грозит? В лучшем случае их выгонят на улицу, где их собратья по вере, живущие в Иерусалиме, не оставят женщин в беде.

В конце концов измученная Джоанна заставила себя вспомнить, что нельзя доверять ночным мыслям, когда их путает дьявол. Рассуждения следует оставить до утра… До светлого часа, данного самим Богом!

Но спала женщина нервно и тревожно, все время просыпалась, и, когда небо над черными верхушками кипарисов стало бледнеть, а с минаретов раздались заунывные крики муэдзинов, призывающих правоверных к молитве, она очнулась окончательно. И пришла мысль: надо броситься в ноги аль-Адилю и уверить его, что она просто выполняла приказ, изображая невесту по доверенности. Это была ложь, но Джоанна понимала, что рассказать правду о том, что они с Пионой решили поменяться местами, чтобы просто оттянуть время, жестоко оскорбит брата султана. О Небо, о чем они думали, когда решались на этот обман!

Прислужницы Джоанны не особо обращали внимание на потерянный вид англичанки, когда стали привычно приводить ее в порядок: парная баня, массаж, втирание в тело благовоний. На этот раз они обрядили госпожу в розового цвета кафтан длиной ниже колен, столь богато расшитый по плотно облегавшему лифу узорами и аппликациями из рубиновой шпинели, что он был сродни доспеху, однако ниже сверкавшего каменьями пояса он расходился легкими складками, отлетающими при малейшем движении, и открывал широкие малиновые шаровары, присборенные у щиколоток, что позволяло видеть почти сплошь расшитые узкие башмачки из красного сафьяна с загнутыми носами. Восхищенно щебетавшие девушки подкрасили глаза и брови Джоанны, обвели губы кармином и, наконец, водрузили на голову малиновый тюрбан, увитый цепочками со сверкающими рубинами. Роскошная подвеска с каплевидными рубинами ниспадала ей на лоб, в уши были вдеты ажурные серьги, на запястьях и щиколотках блестели браслеты – Джоанна звенела, как выставленный на продажу мул в богатой сбруе, каковым себя и ощущала. Когда за невестой явился Фазиль, то просто просиял, глядя на нее.

– О, сеньора Джованна, вы прекрасны, как самый дивный цветок в подлунном мире!

Но ее только раздражала его льстивая улыбка.

– Я, кажется, послала вас с поручением. Есть ли вести от моих единоверцев?

– О, сиятельная дама, – поспешил склониться евнух, – исполняя вашу волю, я всю ночь провел близ резиденции великого султана в надежде хоть что-то узнать. Всю ночь к повелителю правоверных то и дело прибывали гонцы, и мне удалось узнать нечто важное… – Фазиль сделал значительное лицо и продолжил: – Воины Ричарда Львиное Сердце выступили из Яффы на Иерусалим!

Джоанна растерянно смотрела на евнуха. Если военные действия начались, это означает, что ни о каком предполагаемом брачном союзе между сестрой короля и братом султана и речи быть не может. Но как же тогда она сама? Как ей быть? И вообще, известно ли уже ее брату Уильяму и королю, что она в руках аль-Адиля? Пиона должна была об этом сообщить, причем не только влиятельным родственникам, но и супругу Джоанны – рыцарю-крестоносцу. Королева сицилийская обещала рассказать о пожертвовавшей ради нее кузине всем – священникам, предводителям, графам и баронам. Неужели они ничего не предпримут ради ее спасения? А еще Джоанна гадала, как сам эмир Малик аль-Адиль отнесется к вести, что война началась, вопреки попытке Ричарда превратить Святой Град в место паломничества для верующих обеих религий.