Огюст Маке - Прекрасная Габриэль

— Ба!.. А может быть, эта коронация просто выдумка?

— Нет, — с твердостью сказал брат Робер.

— А! это другое дело, если вы знаете наверняка… Но откуда узнали вы эти слухи?

— Будет долго вам рассказывать. Довольно вам знать, что я знаю это наверняка.

— Расскажите, тьфу, к черту, это стоит того!

— Нет. Это тайна исповеди.

— Король знает?

— Почти. Но я не хотел огорчать милого государя, он и так уже огорчен без меры. И он прав. Армия в Лотарингии, армия в Пикардии, армия на юге, недостаточно ли этого, для того чтобы истощить Францию? А теперь еще четвертую надо вести в Шампань.

— Не считая того, что в это время могут сделать что-нибудь скверное в Париже, если король тронется отсюда, — сказал Эсперанс.

— Именно, — подтвердил монах.

— Вы оба перечисляете опасности, — вскричал кавалер, — а не скажете ни слова о средствах к спасению!

— К спасению!.. — прошептал Понти.

— Старайся молчать, — сказал Крильон, смотря на него искоса, — а то я выцежу из тебя все вино, которым ты напился.

— Не может ли предложить нам какой-нибудь хороший способ наш брат Робер? — продолжал Эсперанс. — Его мудрость должна внушить ему средства, если я не ошибаюсь.

— Мудрость говорит: уничтожь причину, и уничтожится действие, — отвечал монах.

— Хороша штука; это разумеется само собой! — сказал Крильон. — Уничтожить ла Раме, не будет междоусобной войны. Но как его уничтожить?

— Это трудно, — произнес брат Робер, не показывая ни малейшего волнения. — Его хорошо оберегает его армия, то есть два или три полка лигеров.

Крильон с гневом кусал усы.

— Хороша армия! — продолжал он. — Пусть мне дадут двести человек, и я всю ее перевешаю.

— Вам не дадут двести человек, — сказал монах, — а если и дадут; то эти мятежники вас ждать не станут, они будут отступать перед вами до тех пор, пока увеличатся до такой степени, что будут в состоянии решиться на сражение.

— Ну а после сражения?

— Междоусобная война, — холодно сказал брат Робер. — Этого именно надо избегнуть.

— Уж не хотите ли вы уничтожить армию, не сражавшись с нею? — иронически спросил Крильон.

— Да, я хотел бы, — отвечал монах, устремив проницательный взор на воина.

Эсперанс понял, что у женевьевца есть готовая идея, и сосредоточил все свое внимание на том, чтобы угадать ее.

— Гигант пожрал бы или раздавил этих пигмеев, — продолжал Крильон, — но мы живем уж не в те времена.

— Вы такой же гигант, какими были герои Гомера, — сказал женевьевец, — и вы способны сделать все, что делали они.

— Вы думаете? — добродушно спросил Крильон.

— Кавалер, в продолжение вашей героической карьеры вы делали кое-что побольше того, чтобы входить в лагерь похищать лошадей.

— Лошадей Реза [3] Рез, царь фракийский, приходил на помощь Трое в последний год осады. Город был бы спасен, если бы кони Реза успели напиться вод Ксанфа, но Рез в первую ночь прибытия был убит Диомедом во время сна, а лошади его уведены Улиссом. — Прим. перев. (Из Словаря Ф. Толля). , — сказал Эсперанс.

— Я учился этому в моих юных летах, — сказал Крильон, — да, Улисс и Диомед среди всей армии, это прекрасно, но трудно.

— Я понимаю, — сказал Эсперанс, — надо размозжить голову этому негодяю среди его армии, и междоусобная война кончится.

— Это правда, — просто сказал Крильон.

— Это правда, — повторил женевьевец, — только убить его будет недостаточно.

— Как это? что вы еще хотите прибавить?

— Я предпочел бы, для безопасности государства, чтоб самозванца представили в суд и судили публично.

— И казнили, — добавил Крильон. — Это правда, черт побери! Я назовусь Диомедом!

— А я Улиссом, — сказал Эсперанс.

Монах встал.

— Я мог бы, если б вы согласились, оказать вам довольно важную услугу, — сказал он. — Я провел бы вас в самый центр этой армии.

— Как это? — закричали Крильон и Эсперанс.

— У меня теперь в монастыре три испанских офицера с хорошими паспортами к новому государю. Они проговорились приору дом Модесту, который, как вы знаете, олицетворенная проницательность. То немногое, что они высказали о своих замыслах, было для него достаточно, чтобы угадать все. Он тотчас отправил меня в Париж уведомить короля. Но я нашел его величество в таком унынии, что у меня недостало сил сообщить ему подробности. Я надеялся укрепиться в разговоре с вами, и Господь послал мне успех.

— Но эти разбойники испанцы не станут вас ждать, и пока вы здесь, они отправятся дальше.

— Они будут меня ждать, — спокойно сказал монах.

— Как вы можете это знать?

— Я их запер.

— Военных! Они шпагами выбьют двери.

— Я велел отнять у них шпаги.

— Они выскочат в окно и унесут свои бумаги.

— Я позаботился, чтобы с них сняли платье. Испанцы люди скромные, они не захотят бегать голые по дороге.

Крильон расхохотался и обнял брата Робера.

— Ну, пойдемте же! — вскричал Эсперанс.

— Поедемте, — сказал кавалер, взяв женевьевца за руку.

Вдруг что-то загородило им путь. Это был Понти, о котором они забыли. Он кричал:

— И я поеду, черт побери!

— А, это ты! Спи! — сказал Эсперанс.

— Прочь! — вскричал Крильон.

— Я… понял… — пролепетал Понти. — Будут драться.

— Мы не берем пьяниц; пьяница — враг. А если ты понял важное дело, которое мы задумали, пусть это будет наказанием, способным исправить тебя навсегда.

— Эспе… ранс… — пролепетал Понти, стараясь уцепиться за своего друга.

— Ступай спать, говорю я тебе! Мы сядем на лошадей, а ты не можешь даже держаться на ногах.

В самом деле, стараясь освободиться, молодой человек заставил пьяницу полететь через всю комнату. Понти стонал и старался сложить руки с умоляющим видом.

— Я тебе запретил, — серьезно сказал Эсперанс, — напиваться до потери рассудка. Ты мне поклялся и не сдержал клятву. Бог наказывает тебя.

Понти рыдал, но от опьянения не был способен сделать ни малейшего движения.

— У негодяя есть сердце, — сказал Крильон, — но он пьян как извозчик; он сейчас заснет. Оставим его и пустимся в путь.

Эсперанс и монах быстро вышли и направились к конюшням. Они сами помогли конюхам оседлать лошадей. Эсперанс унимал собак, которые, видя приготовления к отъезду, лаяли, чтоб их не забыли.

— Полно, Кир, полно Рюсто! — говорил молодой человек. — Ваши друзья лошади уходят на такую охоту, где собаки бесполезны. Оставайтесь на цепи; мы поговорим об охоте, когда я ворочусь.

Он поласкал лань, — прошептал очень тихо имя той, которая прислала ее, и вспрыгнул на седло, как только ему подвели его лошадь.

Через несколько минут три всадника скакали по дороге к Безону. Эсперанс набросил темный плащ на рясу и капюшон женевьевца, который, переодетый таким образом, не походил на монаха.