Бернард Корнуэлл - 1356

— Воистину так, — подключился кардинал, — А, когда реликвия будет найдена, чести хранить её удостоится Орден Рыбака, и сам Господь осенит его своей благодатью. Орден соберёт наиславнейших воителей христианского мира…

Он пододвинул вышитую перевязь к Робби:

— Как сказано в Писании: «… Изберите себе ныне, кому служить», сэр Роберт. Изберите между добром и злом, клятвой отступнику и благословением церкви. Кому вы отдадите верность, сэр Роберт?

Вопрос был риторическим, ибо шотландец со слезами на глазах сгрёб перекрещённый в рыцарский пояс омофор. Деяние, ради которого Господь сохранил жизнь Робби, нашло шотландца, и он был счастлив.

— Благословляю тебя, сын мой, — перекрестил его кардинал, — Ступай, молись и благодари Создателя за то, что он вразумил тебя сделать верный выбор.

Проводив откланявшегося шотландца взглядом, Бессьер повернулся к Маршану:

— Что ж, первый рыцарь у вас есть. Завтра постарайтесь отыскать Роланда де Веррека, а сейчас, — он указал на Скалли, — приведите мне это животное.

Так был основан Орден Рыбака.

— Я никогда не хотел идти в лекари, — жалобно признался Томасу брат Майкл, — Я теряюсь при виде крови, могу и сомлеть.

— А как же призвание?

— Моё призвание — быть лучником. Так мне кажется.

Томас покачал головой:

— Лучников готовят с детства. За год-два им не станешь.

Разговор происходил в полдень на привале. Томас взял с собой два десятка латников для защиты от рыскающих вдоль дорог коредоров. Лучников брать не рискнул. Английский лук был слишком узнаваем, а привлекать внимание Томас не хотел. Все его нынешние спутники свободно владели французским; все были гасконцами, за исключением двух немцев, Карла и Вольфа. Когда германцы явились в Кастильон д’Арбезон предложить свои услуги, Томас поинтересовался:

— Почему вы хотите служить мне?

— Ты удачлив, — ответил Карл.

Бойцом он был искусным, а правую щёку его пробороздили два параллельных шрама, происхождение которых немец не преминул объяснить:

— Медведь цапнул. Я пытался спасти собаку. Пёс мне нравился, а медведю — нет.

— Пёс выжил? — спросила Женевьева.

— Нет. Но и медведь тоже.

Женевьева безотлучно находилась с Томасом. Ей почему-то казалось, что, стоит ей покинуть мужа хоть на полчаса, лапы церкви дотянутся до неё. Вместе с Томасом она отправилась и в Монпелье. Командир эллекинов надеялся выяснить, что же за монах в снегу был изображён на авиньонской фреске.

— Пусть лучник из меня не выйдет, — согласился брат Майкл, — Но солдатам не обойтись без врача.

— На врача, святой брат, тебе ещё надо доучиться. В Монпелье.

— Нечему мне там доучиваться, — упрямился монашек, — Я и без них знаю достаточно.

Томас улыбнулся. Ему пришёлся по душе упрямец в рясе. К тому же, терзавшие сейчас брата Майкла чувства самому Хуктону были знакомы не понаслышке. Отец Ле Батара, сельский священник, надеялся, что незаконнорожденный отпрыск пойдёт по его стопам, и отправил сына в Оксфорд учиться богословию. Но Томас книгам, таинствам и диспутам о триединой природе Бога предпочёл крепкий тисовый лук и стал солдатом. Брату Майклу, впрочем, не кровавые битвы грезились в-первую очередь; он был по-щенячьи влюблён в Бертилью Лабрюиллад. Графиня была с монахом мила, не более, но брат Майкл дерзал питать несбыточные надежды.

Слуга Томаса Галдрик, парень, несмотря на юность, бывалый, привёл от ручья лошадь хозяина и обронил:

— Те ребята остановились.

— Близко?

— Нет. Только сдаётся мне, что они крепко сели нам на хвост.

Томас взобрался на бугор. Километрах в полутора группка людей поила коней из ручья.

— Может, им просто по пути с нами? — с сомнением предположил лучник.

Второй день эти всадники держались за эллекинами, не отставая, но и не делая попытки догнать.

— Скорее всего, это люди графа Арманьяка, — высказался Карл, — Здесь его земля. Его воины ловят на местных дорогах разбойников. Есть разбойники — нет купцов, а нет купцов, с кого брать пошлины?

Под Монпелье тракт стал оживлённее. Два десятка вооружённых неминуемо насторожили бы городские власти, поэтому основная часть отряда разбила лагерь в развалинах сгоревшей мельницы на холме западнее дороги. До ближайшей деревни было с километр. Больше человеческого жилья в долине не наблюдалось.

— Если через два дня нас не будет, — наставлял Карла Томас, — пошлёшь кого-нибудь выяснить, что случилось и тогда кличь подмогу из Кастильона. Отсюда носа не высовывать, сидеть тихо. Город близко.

Южный ветер доносил из Монпелье запах дыма.

— Если местные набредут, поинтересуются, что мы здесь делаем?

— Вы на службе графа Арманьяка, ждёте товарищей, а здесь остановились из-за того, что в городе цены за постой кусаются.

— Ясно, — кивнул Карл, — Будем сидеть тише воды, ниже травы.

В Монпелье отправились всемером: Томас, Женевьева с Хью, брат Майкл, два ратника и Гальдрик. Вечером они достигли городских ворот. Солнце низко висело над горизонтом, расчертив равнину с востока длинными тенями городских башен и церковных шпилей. С высоких стен светлого камня свешивались флаги. Одни несли изображение Богоматери, другие — алого круга на белом фоне. К стенам подступал обширный пустырь. Из бурьяна, которым он порос, поднимались обгорелые трубы очагов. У ближайшей копошилась согбенная старуха с повязанными чёрной лентой космами.

— Ты что, живёшь здесь? — подивился Томас.

Она ответила по-окситански, Галдрик перевёл:

— Жила, пока не пришли англичане.

— Англичане добрались сюда?

Оказалось, что в прошлом году принц Уэльский был под стенами Монпелье. Горожане загодя выжгли предместья, чтобы вражье войско не смогло укрыть среди домов стрелков и осадные машины.

— Спроси её, что она ищет в пепле? — приказал Томас.

— Хоть что-нибудь, — был ответ, — потому что потеряла всё.

Женевьева бросила погорелице монетку. В городе ударили колокола, и Томас, предположив, что это может быть сигнал затворять ворота, заторопился. До самого въезда тянулась череда возов, гружёных лесом, мешками, бочками, но Томас повёл своих людей прямо к воротам. Гальдрик развернул знамя с несущим сноп ястребом, старый флаг Кастильона, которым Хуктон пользовался в тех случаях, когда нежелательно было обнаруживать принадлежность к эллекинам или вассалам герцога Нортхэмптона.

— По делу, господин? — осведомился стражник у ворот.

— Мы — паломники.

— В городе запрещается обнажать меч, господин, — почтительно предупредил страж.

— Мы не собираемся драться, только молиться. Где можно остановиться, не подскажешь?

— Да много где. Прямо по улице езжайте, гостиниц полно. Но лучший постоялый двор — у церкви Сен-Пьер. Там на вывеске — святая Люсия.