Бернард Корнуэлл - 1356

Потому что обратной дороги нет. Англичане загнаны в угол, и их надо истребить.

Ночь отступала, сдёргивая с мира чёрное покрывало тьмы. Король положил руку на плечо четырнадцатилетнего сына Филиппа, как и отец, с головы до ног закованного в сталь:

— Сегодня, сын мой, сражаясь со мной плечом к плечу, ты увидишь, как вновь ярко воссияет звезда Франции.

На поясе у Иоанна висел меч, оруженосец держал боевой топор монарха. Королю подвели породистого серого жеребца. Биться он будет пешим, как и основная часть его войска, но сейчас люди должны узреть своего монарха во всём его царственном блеске. Король взобрался в седло, поднял забрало и воздел сверкающий меч выше синего плюмажа на шлеме:

— Орифламму вперёд!

Ибо Франция шла биться не на жизнь, а на смерть.

Принц Уэльский, подобно французскому властителю, вторую половину ночи потратил, надевая доспехи. Его бойцы оставались на боевых позициях под развёрнутыми стягами, готовые к бою ещё сутки назад, усталые, голодные и недовольные. Договоренность о перемирии касалась воскресенья, нынче уже настал понедельник. Разнообразные слухи будоражили войско. Численность французов росла по мере приближения рассвета: двенадцать тысяч, пятнадцать, двадцать… Вполголоса болтали, что принц скопом продал армию врагу, но таким сплетням верили мало, ведь приказ рассредоточиться и отдыхать так и не поступил. Солдаты бдели на позициях, покидая их лишь затем, чтобы опорожнить кишечник в лесу, опасливо посматривали на север и запад, но горизонт был непрогляден, и противник себя не обнаруживал.

Священники обходили ряды, отпуская грехи и раздавая сухари вместо облаток. Некоторые воины украдкой ели землю. Из праха вышли, в прах и вернёмся, гласило старинное поверье. Люди стискивали в кулаках талисманы, молились святым заступникам, у кого-то хватало духу шутить:

— Эй, Джон, не забудь открыть забрало. Чёртовы французы разбегутся, едва завидят твою рожу!

Они толковали о прошлых сражениях. Они скрывали мандраж. Их глотки пересохли. Французов, как утверждали уже шепотком, было двадцать пять тысяч, тридцать, сорок! Съезжавшимся в середину линии командирам зло бурчали вслед:

— Им, сволочам, бояться нечего. Кто убьёт вонючего принца или герцога? Заплатят выкуп и завалятся к шлюхам. А мы подыхай…

Солдаты думали о жёнах, детях, матерях и, опять же, о шлюхах. Мальчишки разносили лучникам связки стрел.

Принц тоже поглядывал на западный холм и тоже никого не видел. Спят ли французы?

— Мы готовы? — в который раз поинтересовался он у Кобхэма.

— Готовы, сир. Только дайте отмашку.

Принц замышлял очень рискованный манёвр. Он решился ускользнуть от противника под самым его носом. Срок перемирия истёк, возобновить его никто из кардиналов не явился, и принц предположил, что на рассвете последует атака французов. Англо-гасконскому войску надо было продержаться, чтобы дать время переправиться через Миоссон обозу. Затем пойдёт авангард, и вот так, подразделение за подразделением, за реку уйдёт вся армия, огрызаясь и контратакуя. Чего принц боялся, так это того, что французы отрежут половину его армии на одном берегу, уничтожат, а затем догонят и разгромят вторую. Принц осенил себя крестным знамением и кивнул сэру Реджинальду Кобхэму:

— Даю вам отмашку. Обоз первым.

Рубикон был перейдён, кости брошены. Принц повернулся к герцогу Уорвику:

— А вы, мой лорд, охраняйте переправу.

— Сделаем, сир.

— Да хранит вас Господь.

Герцог с Кобхэмом ускакали на юг вдоль боевых порядков. Принц в цветах короны последовал за ними на высоком чёрном жеребце. Шлем принца с золотым обручем украшали три белых пера. Каждые десять шагов командующий останавливался подбодрить бойцов и переброситься с ними словечком-другим:

— Сегодня, наверно, будет драка, парни! Врежьте им, как врезали под Креси! Господь с нами, святой Георгий взирает на нас с небес! Только сохраняйте строй! Слышите? Сохраняйте строй! Не нарушайте цельность рядов, даже, если голые потаскухи будут кривляться, подзывая вас из вражеских порядков! Нарушим строй — сомнут к чертям собачьим! Слушайте приказы и держитесь щит в щит!

— Сир! — догнал его посыльный, — Едет кардинал!

— Встретьте, узнайте, чего ему надо, — распорядился принц на ходу, останавливаясь каждые десять шагов и повторяя одно и то же: держать строй, не дать врагу прорваться.

Герцог Сэйлсбери привёз весть, что кардинал предполагает продлить перемирие:

— Хоть на неделю, сир.

— За неделю мы от голода ноги протянем, — нахмурился принц.

Еды ни для коней, ни для людей почти не осталось, а фуражиров высылать на поиски ввиду близости противника не представлялось возможным.

— Хитрят, сволочи, — скривился Эдуард, — передайте ему, что срок перемирия истёк, пусть возвращается с Богом. Наш ответ — нет.

Стрелки надевали на луки тетивы. Солнце показалось над горизонтом.

— Держите строй! Щит в щит! Слышите? Щит в щит!

А у реки, куда не добрались пока первые лучи светила, телеги двигались к броду.

Ибо армия приготовилась линять.

Оси визжали, как свиньи, забиваемые ввиду близости зимы. Телеги, возы и фургоны, среди которых не найти было двух одинаковых, тащились по насыпной дороге вдоль северного берега. Многие были загружены выше бортов, но дерюга, покрывавшая сверху груз, мешала определить, что именно.

— Награбленное добро, — Сэм проводил их неодобрительным взглядом.

— Сколько же монастырей, замков и церквей надо обобрать, чтобы заполнить добычей один воз? — прикинул вслух Томас.

Первая телега, влекомая четвёркой дюжих коней, катила по броду. Катила, слава богу, гладко. Вода едва достигала осей грубых колёс.

— Это не добыча, это дрянь, — презрительно объяснил Сэм, — Гребут всё подряд: вертелы, котлы, бороны… Лишь бы металлическое.

Всадник со львом Уорвика на одежде озабоченно разъезжал вдоль растянувшейся вереницы возов.

— Быстрее! — подгонял он, — Шевелись!

Сэм фыркнул:

— Оттого, что он орёт, телеги легче не станут.

Поворот к реке был для гружёных фургонов узковат, и ездовые придерживали коней, замедляя продвижение обоза. С ним шло немало женщин и детей, коими неизбежно обзаводится мало-мальски продолжительное время существующая армия. С одним из фургонов мастерски управлялась рослая мужиковатая бабёнка. Шапка в гриве её нечесаных косм смотрелась птенцом в неряшливом гнезде. Рядом с возчицей сидели двое детей. Старший махал деревянным мечом, а младший вцепился в материну юбку. Переполненный фургон украшали цветные ленточки. Баба подмигнула Сэму с Томасом, кивнув на конника:

— Думает, французикам для полного счастья только нас не достаёт!