Юрий Когинов - Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона

— Всегда рад оказать услугу вашему величеству! — Голос Чернышева был искренне восторжен.

— Мое письмо короткое, всего две-три фразы, — меж тем продолжил Наполеон. — Монархи не должны писать много, если не имеют сказать что-либо приятное. Да вот, собственно, этот текст: «Я остановился на решении поговорить с полковником Чернышевым о прискорбных делах последних пятнадцати месяцев. Только от вашего величества зависит положить всему конец. Прошу ваше величество никогда не сомневаться в моем желании доказать вам мое глубокое к вам уважение».

Оставалось задать вопрос:

— Ваше величество предлагает начать переговоры?

— Именно их я и ждал в течение целых пятнадцати месяцев! — раздраженно и в то же время обиженно произнес Наполеон. — Не так давно я прямо спросил князя Куракина, почему его не наделили полномочиями, чтобы враз снять все недоразумения? Как я узнал, будто бы для этой цели намеревались прислать Нессельроде, где же он? Или вот вы… Император Александр в последний раз два года назад прислал вас в Париж в качестве постоянного своего атташе при моей особе. Почему же, если он не доверяет Куракину или еще кому-либо вести официальные переговоры с моим кабинетом, не уполномочил на это именно вас? Как раз вы, полковник, подходите для роли более других. Полагаю, что нет большого секрета в том, что вы находитесь в Париже, чтобы доставлять в Петербург сведения о моей армии. Значит, вы, как никто иной, знаете весь ход дел. К тому же вы показали воочию свои способности вникать в самые сложные вопросы — и политические, и военные — и хорошо в них разбираетесь. Поступи Александр так, еще год назад все наши недоразумения можно было свести на нет совершенно играючи.

— Благодарю ваше величество за очень лестное обо мне мнение, — поклонился Чернышев. — Однако я не раз передавал лично вам намерения моего императора разрешать все возникающие недоразумения лишь путем разъяснений, а не угроз.

— Да, вы, полковник, постоянно передавали мне упреки императора Александра в том, что это не он, а я занимаюсь военными приготовлениями. Однако вы, кто долго жил у нас, лучше других могли судить о разнице, которая была во Франции относительно вооружений год тому назад и теперь. Ни год, даже ни полгода назад я не помышлял вовсе наращивать мою военную мощь. Лишь в самое последнее время я поневоле стал оснащать армию и подвигать кое-какие ее части навстречу тем войскам, которые первыми стали двигать навстречу мне именно вы, русские.

«Несомненно, — подумал Чернышев, — Наполеон подозревает меня в том, что мне досконально известно и о росте вооружений, и о дислокации и перемещениях войск. Иначе он не говорил бы со мною как с человеком, который в самом деле знает, что было и год, и два назад, когда проводились и в каком количестве новые наборы, в каких объемах росли заказы на вооружения, на поставку лошадей и обозных фур, обмундирования и продовольствия. Но надо держать ухо востро и ни в коем случае не поддаваться на его уловки. Приглашение к откровенности в создавшихся условиях — верный путь в ловушку».

— Видите ли, ваше величество, мне трудно судить о том, как и в каких размерах росла военная мощь французской империи, — позволил улыбнуться и даже слегка пожать плечами Чернышев. — Думаю, сие под силу лишь вашему главному штабу.

— Ах так — не вашего ума дело? Так я вас кое в чем просвещу, подойдемте к карте. Военные силы, которые вы сконцентрировали у себя, расположены так. Правый фланг их опирается на Ригу, левый — на Каменец-Подольск. Я не мог в связи с этим оставить армию Варшавского герцогства без прикрытия и был вынужден двинуть мои войска вперед. Когда вы сейчас поедете через Пруссию, вы найдете корпус Даву в движении к Штеттину. Другие корпуса будут следовать в недалеком расстоянии от него, чтобы я мог выставить мои аванпосты на Висле, а главные силы расположить на Одере. Может быть, если я получу скорый ответ из Петербурга и такой, которого я желаю, я не прикажу своим корпусам переходить Вислу, а направлю их лишь к Данцигу. Я имею право идти туда?

Чернышев опять чуть заметно пожал плечами:

— Данциг давно уже местопребывание французского гарнизона. В том нет секрета, что ваши дивизии прочно обосновались на всем почти побережье Балтийского моря.

В глубине кабинета продолжал безмолвно сидеть герцог Бассано. Министр так и не решился вставить хотя бы слово в разговор, который по причудливой логике императора напоминал катание на американских горках — то резко вверх, то с бешеною скоростью вниз. Наполеон бросил взгляд на своего министра и сразу понял, о чем он думает, силясь в стремительном движении не упустить императорову мысль.

Только каких-нибудь полтора часа назад он, император, наставлял своего петербургского посла, как лукавить, чтобы всячески скрывать правду. Теперь, перед адъютантом русского царя, он сам, казалось, не сдержался и пошел ва-банк. Однако, как иначе он должен был вести себя с Чернышевым, если не разыграть еще одну, теперь уже не Лористона, а свою собственную роль — предельно искреннего человека, у которого чистая и открытая душа, в которой нет и не может быть и намека на коварство?

Целых две недели Чернышев будет мчаться в возке по дорогам Европы, забитым передвигающимися войсками. И разве он, боевой офицер, не усмотрит в том грозное движение надвигающейся войны?

Но нет, ему здесь, в императорском кабинете в Тюильри, пока он даже не сделал в своем возке ни одного лье, следует внушить, что то, что он увидит, никак не подготовка к наступлению, а такие же меры к обороне, какие предпринимает его Россия. Короче, посланца царя следует сбить с толку. И для сего употребить те же самые приемы, что он, император, предписал применять своему послу — имитацию открытости и откровенную ложь, скрытую угрозу и туманно же выражаемую надежду на перемены к лучшему.

— Я знаю, о чем вы думаете сейчас, полковник, — подошел к Чернышеву император. — Вы, наверное, не ожидали, что я буду с вами так откровенен. Но скажите, когда в наших с вами общениях я скрывал от вас правду? И сегодня, говоря о дислокации моих корпусов, я в первую очередь хочу внушить вам свою самую заветную мысль: я, император Франции, не желаю войны с Россией! Да, именно так. Но не потому, что боюсь вас. Наоборот, я показываю вам, как я силен.

Скажу более. Хотите, я перед вами открою даже свои подвалы здесь, в Тюильри. Вы увидите гам, в моих сундуках, триста миллионов франков! На эти средства я из года в год буду иметь возможность набирать новые армии. Вы же, русские, для подобных целей должны прибегнуть к налогам, а это разорит вашу страну. Так чью же выгоду я преследую, когда говорю, что не хочу войны?

— Смею уверить ваше величество, что мы правильно оцениваем военную мощь Франции и ее союзников, — решился произнести Чернышев.