Юрий Когинов - Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона

Однако не рано ли мы успокоились за судьбу нашего героя?

Едва поезд Чернышева успел скрыться за углом улицы, как в двери гостиницы вошел префект парижской полиции барон Паскье, а следом за ним — несколько его сослуживцев.

— Проведите нас в номера русского постояльца, — потребовал от хозяина Паскье.

— Какая жалость, месье префект, но граф только что изволил отбыть, и, кажется, насовсем! — огорчился содержатель отеля. — Однако гость щедро расплатился со мной. Вряд ли я когда-нибудь найду такого доброго и обходительного постояльца. К тому же он, как вы, вероятно, знаете, был другом самого герцога Ровиго. Да-да, министр полиции не однажды запросто заходил в гости к месье Чернышеву. Теперь — вот и вы, месье барон. Однако какая досада, что вы разминулись!

— Да заткнитесь вы, старая винная бочка! — Голос префекта взвился до визга. — Делайте, что вам приказано. Ключи!

«Пресвятая Дева Мария! Да что же такое происходит у меня на глазах — персона, которую, говорили, запросто принимал сам император, и вдруг за ним приходят как за преступником? — не мог прийти в себя хозяин, поднимаясь на дрожащих ногах вверх по лестнице. — Однако мое дело сторона — далее ни единого слова. Какое же, право, я нелепое создание и как мне не повезло с русским! В первый же день меня за него могли упечь за решетку, когда я такое ему ляпнул! Но тогда с министром пронесло. Сегодня же от префекта мне не увернуться, как пить дать засадят. Но нет, отныне вы из меня не вытяните ни слова об этом русском. А что мне вообще-то о нем известно, святые отцы?»

— Осмотрите гостиную, кабинет и спальню! — распорядился префект, обращаясь к чинам полиции.

Обычная для меблированных комнат обстановка — безвкусное смешение стилей и эпох. В спальне — кровать из черного дуба, навощенного до глянца. На ее спинках — искусно выточенные колонки с коринфскими капителями, подпирающими карниз из переплетения роз и купидонов. Покрывало на постели и драпировки полога — из тяжелого синего шелка.

В кабинете обращал на себя внимание великолепный комод времен Людовика Четырнадцатого, одетый в броню сверкающей меди. Здесь же — бюро розового дерева, стоящее против камина. На каминной полке под круглым стеклянным колпаком — часы: бронзовый улей над букетом из позолоченных цветов.

— Гарь! Чувствуете, пахнет паленым, ваше превосходительство, — указал на решетку камина полицейский офицер. — В последний момент что-то жгли, никак что-то секретное из бумаг.

Один из полицейских проворно наклонился над решеткой и выудил кочергою вместе с теплой еще золою тонкие завитушки сгоревших листков.

— Ищите в мусорной корзине, в ящиках бюро — всюду! — приказал Паскье и, присев на стул, задумался.

«Странная у меня роль: нахожусь в непосредственном подчинении министра полиции, а выполняю приватное поручение давнего своего друга Гюга Маре. Недоставало еще здесь, в этих меблирашках, лицом к лицу столкнуться с людьми герцога Ровиго! Что ж это вы, смерит меня своим презрительным взглядом министр полиции, получаете жалованье у меня, а таскаете из огня каштаны министру международных сношений? Тут мне, префекту, и крыть нечем. А все потому, что каждому хочется отличиться в ревностном служении его императорскому величеству. Тут не только станешь выхватывать из пламени обжигающие каштаны — сам готов ринуться с головою в пекло. Только я не так прост, месье министры! Каштаны в первую очередь я буду выуживать для собственной, так сказать, персоны. А вы, герцоги, Бассано и Ровиго, получите от меня каждый свое. Но так, как определю это я, барон Паскье. Чтобы, значит, и одному, и другому угодить, а для себя от них — извлечь двойную пользу… Однако что это там белеет из-под ковра?»

С проворством, никак не ожидаемом в префекте, уже открывшем счет пятого десятка своей почтенной жизни, Паскье подскочил к камину, перед которым из-под ковра как раз что-то белело.

— Поднимите-ка ковер, сударь. — обратился он к хозяину гостиницы. — Ага, вот он, кажется, не успевший погибнуть в огне клочок бумажки!

«Граф, будьте дома в семь часов утра. Теперь десять часов вечера. Я оставляю перо, чтобы добыть то, что вам третьего дня обещал. Итак, до завтра в семь утра. М», — прочел префект на бумажном лоскутке.

«Наконец-то вы, господин русский шпион, как ни выскальзывали, а все же попались в мои руки!» — обрадованно подумал префект и, аккуратно сложив записку, упрятал ее в часовой кармашек жилетки.

— Продолжайте обыск, месье Фудра, — приказал он старшему полицейскому офицеру. — Я еду к себе. Если найдете что-либо еще — немедленно пришлите ко мне.

Оказавшись в своем кабинете, Паскье уже потирал руки. Перед ним на столе лежала только что обнаруженная в гостинице записка и снятая с нее копия. Теперь оставалось решить, как выгоднее для себя следует распорядиться трофеем.

«Оригинал, конечно, лучше вручить Маре. Почему? Ему, так сказать, и карты в руки, поскольку предстоящий скандал по его, международной части. Савари же, полагаю, удовлетворится списком, снятым с подлинника. Все равно дело о предосудительном поведении русского будет возбуждено иностранным департаментом, и тогда все протоколы и сама улика будут переданы в ведомство полиции. Ну а мне — благодарность с обеих сторон! Что, недурно придумано, старина Паскье?» — и префект снова удовлетворенно потер руки и засмеялся.

Но не успел он нарадоваться всласть, как дверь распахнулась и в нее вошел не кто иной, как сам герцог Ровиго.

— Искренне поздравляю вас, барон, с редкостной удачей, — приветливо заулыбался министр полиции, сев напротив префекта. — Я ничуть не сомневался в том, что именно вы, префект Парижа, выйдете на след русского шпиона. Более того, я сам дал команду всячески незримо содействовать вашему успеху. И когда вы сегодня утром вошли с обыском в номера, занимаемые Чернышевым, я не стал вам мешать. Я сказал себе: пальма первенства должна принадлежать молодчине Паскье. Не так ли, мой друг?

— И я, — покраснел барон, — с таким же удовольствием плачу вам, герцог, доказательством своей дружбы. Вот улика, которую я вручаю вам. Надеюсь, вы позволите мне оставить копию? Может, с нею захочет познакомиться герцог Бассано?

— Конечно же, мой друг! Я думаю, дело это не должно оставить равнодушным нашего общего друга, ведающего иностранными делами. Это ведь его компетенция — дипломаты, которые не только присутствуют на приемах, но и подглядывают в замочную скважину, к тому же еще и какую! — съязвил Савари.

«Вы оба — ослы, каких еще никогда не создавала мать-природа! — со злорадством подумал министр полиции, покидая префектуру. — Заполучить в свои руки такую улику и полагать, что дело сделано. Черта с два! А что за этой бумагой? Только я один знаю, что, прежде чем спешить с докладом к императору, надо немедленно провести расследование. Кто такой «М»? И что он Чернышеву передавал? Ну, конечно, как я давно уже догадывался, Чернышев связался с кем-то из главного штаба. Дружба с высшими военными чинами, разговоры в дамских салонах — все это было для отвода глаз. Как же я этого сразу не понял? Нет, этот курьер не за парижскими винами к нам гонял, напрасно мы с Эсменаром его безмозглым фельдъегерем старались изобразить. Он, бестия, нас провел! Теперь скорей в главный штаб».