Юрий Когинов - Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона

— Осмелюсь назвать одного. Однако самого опасного и ловко притворившегося вашим другом. Его имя — Евгений Богарне.

Царь невольно отступил назад, лицо стало белым, а икра на ноге мелко задрожала.

— Не ожидал, Чернышев, что ты окажешься способным играть с огнем. У тебя имеются доказательства?

— Так точно, ваше величество. Вот письмо его сестры — герцогини Сен-Лё к нему, ее брату, — с этими словами генерал-адъютант вынул из портфеля листок бумаги и положил его на стол.

Император сел и приблизил к глазам лорнет.

— Прости, Чернышев, но я ничего не понимаю. Это просто родственное письмо. Возвратился папа, сообщает сестра, с чем и спешит поздравить брата. Папа, я допускаю, он, узурпатор. Но ведь его бегство известно уже всему миру! Какой же это секрет?

— О новостях можно сообщать по-разному. Можно с огорчением или укоризной. Можно же — с выражением подлинного счастья и радости. И, что следует из данного письма, — с надеждой, — высказал свое мнение Чернышев.

— Но слова восторга — ее, Гортензии! — недовольно перебил Александр Павлович. — Как сие письмо способно характеризовать отношение Евгения Богарне к происходящему? Вон же, гуляя с ним не менее часа, я не услышал от него одобрения совершенного его отчимом. И потом — это же не рука королевы Голландии. Право, канцелярский почерк, словно водил пером писец тайной полиции.

— Ваше величество правильно определили. Перед вами — список, сделанный тайно лично для вас Сангеленом. Письмо же он велел не задерживать и переслать по назначению. Достаточно вашего повеления, и генерал Богарне предстанет перед вашим величеством. От того, как он себя поведет, уличенный в получении письма, вы с определенностью решите, вступил ли он уже в преступную связь с человеком, объявленным конгрессом вне всяких законов, и в чем сия связь уже выразилась. На всякий случай, ваше величество, я распорядился дом, что снимает Богарне, взять под негласное наблюдение.

— Не кажется ли тебе, Чернышев, что ты своими поступками бросаешь тень не только на человека, являющегося образцом честности и порядочности, но и на меня, твоего императора? — В голосе Александра Павловича послышалось плохо скрываемое раздражение.

— Напротив, ваше величество, я сделал все для того, чтобы тень никоим образом не упала на безукоризненную репутацию вашего величества, — стоял на своем генерал-адъютант. — Пикантность положения еще и в том, что Сангелен вынужден сотрудничать с австрийской полицией, без участия которой к нему не поступило бы сие письмо. И если теперь не принять хотя бы наружных мер по отношению к лицу, получившему предосудительное послание, будет, простите мою настойчивость, оскорблено ваше императорское достоинство.

У Александра Павловича была готова сорваться угроза: «Сангелена — на армейскую гауптвахту!» Но он вовремя остановил себя.

— Ах да, Чернышев! Этот негодяй Меттерних способен пойти на любую пакость. Чего доброго, он и из меня сделает Наполеонова пособника. Так ты говоришь, пригласить Богарне? В таком случае ты далеко не отходи, будь под рукою в соседней комнате.

Разговор, начавшись с намеков, Александру Павловичу дался нелегко. Хорошо, что сам Богарне быстро догадался, о чем речь. Он вынул из кармана письмо сестры и передал его царю.

— Не стану от вас скрывать — я имею сношения с Парижем. Только сегодня я получил письмо от сестры. В нем — ее отношение к произошедшему. Что же касается моего поведения и моей репутации, они, полагаю, вне подозрений. С этим, ваше величество, позвольте откланяться. Я принял решение возвратиться в Мюнхен к своей семье — жене и детям.

— Я знал, что вы благородный человек, — подавая руку, произнес Александр Павлович. — Вы приняли верное решение, которое, признаюсь, я сам хотел вам предложить. Ваша честь остается, как всегда, незапятнанной.

Когда Богарне удалился, царь пригласил Чернышева:

— Я предложил ему возвратиться в Мюнхен, главный город его тестя, короля Баварии. Все подалее от случайностей и соблазнов. Ты же, Чернышев, распорядись, чтобы карету сопроводил эскорт казаков из моего конвоя. Пусть судит Вена — сам ли он уехал, Наполеонов пасынок, или взят мною под арест.

Русский паспорт герцогини Сен-Лё позволял ей легко, без особых затруднений пересекать границы. Единственное, что ее беспокоило в дороге, — встречи с таможенниками. Во Франции и Германии ее могли опознать и изрядно перетряхнуть багаж. При переезде в Австрию досмотр и подозрительность возрастали еще более. Тут двуглавый австрийский орел мог просто-напросто пренебрежительно раскинуть крылья перед любым геральдическим собратом, в том числе и перед российским орлом, как и он сам, о двух клювах и о двух головах. Как-никак в австрийской столице собрался целый сонм сильных мира сего, и австрийская полиция рьяно исполняла свои обязанности, нередко в сем переусердствуя.

Ни возможные временные задержки, ни даже досмотр багажа, однако, так не пугали герцогиню, как опасность лишиться нескольких листков бумаги, что она везла с собою из Парижа. Во избежание недоразумений она не доверила их ни шкатулкам с секретными замками, ни рундукам и баулам. По женской привычке, больше свойственной, должно быть, горничным или фрейлинам, стремящимся надежно укрыть записочку любовника, герцогиня и свои секретные бумаги запрятала на груди под дамским лифом.

Сердце герцогини опустилось, когда на дороге к последнему перед Австрией немецкому городку Пассау прямо перед ее каретой показались всадники. Все они были на легконогих, приземистых лошадях, в руках у каждого — длинная острая пика и нагайка.

«Казаки!» — обрадованно вздохнула она и совсем повеселела, когда в переднем из них узнала Чернышева.

— Герцогиня, вы ли? — удивился генерал-адъютант и тут же выразил несказанную радость: — Какая приятная для меня встреча!

— Милый граф, такое случается лишь в романах — кавалер и рыцарь проделывает немалый путь, чтобы встретить и спасти даму, которой угрожало столько несчастий. А вы и вправду решились меня встретить? — кокетливо произнесла она, протягивая Чернышеву руку, чтобы выйти из экипажа.

— Я имел честь только что сопровождать вашего брата.

— Надеюсь, не в тюрьму? — Брови герцогини чуть поднялись вверх.

— А вы допускаете, что вашего брата есть за что заточить в тюрьму? — не теряя игривого тона, тем не менее вполне серьезно задал вопрос Чернышев, не спуская пристального взгляда с ее лица.

— О, мой милый граф! — стараясь не выдать тревоги, коротко усмехнулась герцогиня. — В наши беспокойные времена может случиться всякое с любым человеком. Вот и меня, даже при наличии русского паспорта, которым император Александр и вы, граф, предусмотрительно меня снабдили, тем не менее на каждом шагу могли подстерегать неприятности.