Александр Дюма - Сальтеадор

— Да, да, вы правы. Объявите дону Руису де Торрильясу, что я сейчас подписал помилование его сыну.

И дон Иньиго поспешил на площадь Лос-Альхибес, чтобы сообщить своему другу, дону Руису, о радостной новости. Король же отправился во Львиный дворик.

Хинеста в это время уже шла по горной дороге.

Опередим ее и посмотрим, что происходило в гроте за время ее отсутствия.

Фернандо неотрывно следил глазами за девушкой, пока она спускалась по тропинке, и лишь когда она совсем скрылась из вида, окончательно понял, что остался один.

Он перевел взгляд на пожар: пламя огненной пеленой покрыло всю гору. Треск огня и клубы дыма заглушали звериный вой; слышался лишь беспрерывный гул исполинского костра, смешивающийся в ушах дона Фернандо с шумом водопада.

Зрелище было величественным; но любое самое величественное зрелище в конце концов утомляет. Нерон, так долго желавший увидеть горящий Рим, кончил тем, что отвел ослепленные глаза от пылающего города и вернулся в невзрачный дом на Палатинском холме, мечтая о своем Золотом дворце.

Дон Фернандо вернулся в грот, опустился на ложе из папоротника и тоже погрузился в мечты.

О чем же он грезил?

Он затруднился бы ответить даже самому себе. Может быть, вспоминал о прекрасной, спасенной им донье Флор; она, как яркий метеор, мелькнула перед ним.

Может быть, он думал о доброй Хинесте. Ведь, дрогнув духом, на миг потеряв силу воли, он пошел вслед за ней по неведомым ему лесным тропам в грот — так моряк на утлом челне следует за путеводной звездой, и она спасает его.

Как бы то ни было, через некоторое время он погрузился в спокойный сон, словно на пять-шесть льё кругом не бушевал в горах разожженный из-за него пожар.

Незадолго до рассвета его разбудил какой-то странный шум, казалось доносившийся из недр горы. Открыв глаза, он стал прислушиваться.

Продолжительный, непрерывный скрежет слышался в нескольких футах от его головы, будто минер-подкопщик с остервенением работал под землей.

У Фернандо не было сомнений: враги обнаружили его убежище, но, понимая, что не могут атаковать открыто, роют ход в горе, чтобы заложить мину.

Фернандо вскочил, осмотрел аркебузу: фитиль был в хорошем состоянии; он зарядил ее, и у него осталось еще штук двадцать-двадцать пять зарядов, а если запас иссякнет, он пустит в ход пиренейский охотничий нож — на него он рассчитывал не меньше, чем на все огнестрельное оружие на свете.

На всякий случай он взял аркебузу и приложил ухо к стене грота.

Казалось, подкопщик продолжает работу с успехом, не быстро, но беспрерывно; было ясно: несколько часов такой упорной работы — и он пробьется сюда, в грот.

Наступил день, и шум прекратился.

Очевидно, минер отдыхал. Но почему никто из товарищей не помогает ему в работе?

Фернандо не мог этого понять.

Как всякий логично мыслящий человек, он не упорствовал на своем, отыскивая решение задачи, которую не мог постичь, говоря себе, что наступит миг — и тайна обнаружится; а пока ему остается одно — спокойно ждать.

У него были все основания ждать терпеливо.

Во-первых, голод его не страшил; на пять-шесть дней Хинеста, как мы знаем, снабдила его пропитанием, и он атаковал запасы часа через два после восхода солнца, а это красноречиво говорит о том, что грозившая опасность ничуть не повлияла на его аппетит.

К тому же теперь у него было не одно, а два основания надеяться, что он выйдет из трудного положения: первое — поддержка дона Иньиго, второе — обещание Хинесты.

Откровенно говоря, молодой человек почти не рассчитывал на успех девушки-цыганки; хотя ему уже было известно все о жизни ее матери, он больше надеялся на отца доньи Флор.

К тому же сердце человеческое неблагодарно: вероятно, Фернандо хотелось получить подобное благодеяние из рук дона Иньиго, а не из рук Хинесты — в таком он был душевном состоянии.

Испытывая расположение к дону Иньиго, он понял, что и сам внушает симпатию благородному старику.

Удивительное чувство, подобное голосу крови, роднило их.

Снова раздавшийся шум отвлек дона Фернандо от размышлений.

Он приложил ухо к стене и сразу понял, как это бывает по утрам, когда мысль ясна (во тьме она, подобно самой природе, затуманена), — понял, что минер ловко и упорно делает подкоп, стараясь до него добраться.

Если он довершит работу, а это значит — установит ход сообщения, говоря военным языком, чтобы вторгнуться в грот, — дону Фернандо придется выдержать неравную борьбу, не оставляющую шансов на спасение.

Не лучше ли, когда наступит ночь, выйти наудачу и, призвав на помощь темноту и знание местности, сделать попытку выбраться на другой склон горы?

Только беглецу не за что было зацепиться: пожар, вылизавший почти до самой макушки огромную часть горы, уничтожил мастиковые деревья, мирты и лианы, стелившиеся по отвесным склонам и выбивавшиеся из расщелин, отнял опору и поддержку у ног и рук беглеца.

Дон Фернандо высунулся из грота: надо было выяснить, можно ли пробраться по тропке, по которой спускалась Хинеста до пожара.

Он был поглощен этим исследованием, как вдруг раздался выстрел и пуля расплющилась о гранит на расстоянии полуфута от того места, где он ухватился за выступ.

Дон Фернандо поднял голову: три солдата, стоящие на вершине скалы, указывали на него пальцем и белое облачко порохового дыма поднималось в воздух над их головой; они-то и стреляли из аркебузы.

Сальтеадора обнаружили.

Но он был не из тех, кто не отвечает на вызов.

Он в свою очередь схватил аркебузу, прицелился в одного из солдат, который готовился снова разрядить оружие, — следовательно, это и был стрелок.

Прогремел выстрел — солдат, раскинув руки, выпустил аркебузу, оказавшую ему дурную услугу, и покатился вниз головой по крутому склону.

Раздались громкие возгласы, ибо не оставалось сомнений: тот, кого искали, найден.

Фернандо вернулся в грот, перезарядил аркебузу и вновь приблизился к отверстию пещеры.

Но сотоварищи убитого исчезли, и на всем видимом пространстве, в огромном полукруге перед гротом, никого не было видно.

Только камни катились с вершины горы, перескакивая через утесы, а это означало, что солдаты устроили засаду наверху.

Подкоп продолжался.

Было ясно, что теперь, когда Сальтеадора обнаружили, атаковать его будут любыми средствами.

Он тоже готовился и, решив защищаться всеми способами, проверил оружие: рукоятка баскского ножа свободно выходила из ножен, аркебуза легко приводилась в действие; сидя на ложе из папоротника, он мог и слушать, как идет подкоп позади него, и видеть, что происходит впереди.

Полчаса прошло в ожидании, в напряженном раздумье и в мечтах, и вдруг ему показалось, что какая-то тень заслонила ему свет — у входа в пещеру на конце веревки качалось что-то темное.