Хуан Гомес-Хурадо - Легенда о воре

Оставшись без наличных и слуг, чтобы ухаживать за мулами, хозяин Хосуэ был вынужден продать негра на королевские галеры.

"Он сказал, что я ем больше остальных. Сказал, что за деньги, которые за меня получил, сможет купить троих".

Санчо представил физиономию чиновника, когда тот увидел в своей конторе у городских стен этого гиганта. Юноша не сомневался, что тот немедленно захотел его купить, посчитав, что рабу около двадцати лет и он находится на пике своих сил. Это была хорошая сделка и для короля, и для хозяина Хосуэ.

Для негра же это была перемена от терпимой жизни к настоящему аду.

"Мне нравились улицы и мулы, нравилось продавать воду. Люди пили и чувствовали себя лучше. И там было солнце. Здесь только темнота", - закончил Хосуэ.

Тогда настала очередь Санчо рассказать, как он сюда попал, и он сделал это только с помощью жестов, прибегая к голосу лишь для уточнения или чтобы добавить к словарю новые слова. Хосуэ кивал и прерывал его лишь чтобы задать отрывочный и грамматически неправильный, но разумный вопрос, показывающий Санчо многие события, произошедшие с ним за последние месяцы, совершенно в новом свете. Они подружились, и это было третье приятное событие тем летом.

Но хотя Санчо рассказал всю свою жизнь с самого раннего детства и произошло несколько приятных событий, это еще не означало, что в дальнейшем они не наткнутся на подводные камни. Именно это и случилось 17 августа 1589 года.

Было три часа пополудни, только что закончилась вторая смена гребли, когда в люке появилась голова боцмана, чтобы отдать роковой приказ, который привел к настоящей катастрофе. Не было никаких сомнений, что если бы не гордыня капитана, всё сложилось бы совсем по-другому.

Уже некоторое время моряки находились на взводе, и их состояние передалось всему кораблю. Заключенные подслушивали их разговоры через люки и трещины в палубе, и им совсем не нравилось услышанное. Боялись, что в этом году "Сан-Тельмо" впервые встретит праздник Успения, не захватив никакой добычи. Прошли уже две трети охотничьего сезона, и для военного корабля, привыкшего к победам, было позором оставаться к такому времени пустым. Не говоря уже о бесчестье, грозящем офицерам корабля из-за потери доходов за захват груза и продажу выживших пиратов в рабство.

Казалось, "Сан-Тельмо" настигла настоящая полоса невезения. Четырежды они подплывали к прибрежным деревушкам, чтобы найти лишь дымящиеся после чужого нападения руины. Капитан галеры наметил круговые маршруты вблизи мест на побережье Леванта, до которых врагам было легче всего добраться, но, хоть его догадки и были точны, времени им не хватало. Каждая рыболовная лодчонка, с которой они встречались, каждая сторожевая башня, подававшая им сигналы, сообщали одно и то же: они опоздали совсем ненадолго.

За неделю до Успения на горизонте появились треугольные паруса шебеки, и левый борт галеры просел под весом возбужденной команды, которая бегала, выкрикивая непристойности и радуясь, что им наконец-то улыбнулась удача. Корабль опасно накренился, капитан приказал всем вернуться на свои места и начал погоню.

Мавры оказались превосходными противниками. Осознавая, что не могут соревноваться с галерой, которая вдвое крупнее их корабля и обладает намного большей огневой мощью, они держались вне досягаемости "Сан-Тельмо" за счет лучшей маневренности. Погоня длилась восемь дней, не раз шебека исчезала из поля зрения, и ее снова находили лишь благодаря чистой случайности и упрямству капитана. Наконец, утром 17 августа благодаря сочетанию ветров и приливов тунисская шебека оказалась между побережьем и пушками преследователей. Без единого дуновения воздуха паруса были бесполезны, а восемьдесят толкавших шебеку гребцов неизбежно проигрывали двум сотням испанских.

Первая утренняя вахта гребли наполовину сократила разделявшую их дистанцию. Шебека остановилась первой, было около одиннадцати часов. Она находились чуть более, чем в пятистах саженях, следуя вдоль береговой линии и пытаясь поднять паруса, чтобы сбежать, но безуспешно. Грязно-зеленый флаг безжизненно висел на грот-мачте. Вынужденные полагаться лишь на греблю, тунисцы затеяли очень опасную игру со своим преследователем. Следовало очень бережно распоряжаться силами гребцов.

"Сан-Тельмо" тоже остановился. Капитан корчился от нетерпения, но знал, что шебека уже у него в руках. Если они не доберутся до нее за вторую вахту гребли, то сделают это за третью. На каждом борту тунисский корабль нес десять пушек меньшего калибра, чем пятнадцать испанских, хотя едва ли у пиратов хватило бы времени больше, чем на один залп. До абордажа они успеют выпустить не больше семи-восьми ядер. А потом в игру вступят шпаги, которых на галере было втрое больше, чем у противников.

Они отдыхали всего полтора часа. Был час пополудни, когда шебека снова пришла в движение.

- Они боятся, сеньор, - сказал боцман капитану.

Тот помолчал, прежде чем ответить. Во время последней остановки пришлось высадить в порту старшего помощника, которому раздробила ногу плохо закрепленная неосторожным моряком пушка - еще одно событие, истолкованное командой как плохое предзнаменование. Хотя боцман сейчас был вторым по значимости на борту, капитан всегда относился к нему с определенной долей высокомерия из-за простонародного происхождения и фламандской фамилии.

- Правильно боятся. Продолжаем погоню.

Два часа спустя вражеский корабль остановился. Он по-прежнему двигался вдоль побережья и вот-вот должен был обогнуть мыс Марсан, когда снова сделал остановку. Капитан обрадовался.

- Чертовы идиоты. Если бы они миновали мыс, то смогли бы использовать течения, чтобы выиграть дистанцию.

- Это лишь отсрочило бы неизбежное, сеньор.

- Конечно, конечно. Пусть гребцы получат порцию вина и мяса. Им нужно восстановить силы.

- Сию минуту, сеньор.

- Через два часа мы уже будем отправлять мавров в ад, - сказал капитан, не отрывая взгляд от шебеки. Она находилась менее, чем в двухстах саженях. Еще шестьдесят, и они окажутся на расстоянии пушечного выстрела, хотя расположение не позволит тунисцам лечь в дрейф перед испанцами, это означало бы для них верную смерть. В таком случае "Сан-Тельмо" нужно было лишь продолжить идти прямо и протаранить их борт. Удар на нужной скорости потопил бы вражеский корабль за несколько минут.

Боцман быстро и решительно отдал приказы. Моряки начали спускать вниз бурдюки с вином, а солдаты приготовили мушкеты и пистолеты. На всей палубе царила суета и нервозность. Угрозы и молитвы смешивались с лязгом затачиваемой стали.

На палубе противников, наоборот, царила полная тишина. Людей не было видно, а члены экипажа, появлявшиеся на бортах и мачтах, не производили ни малейшего шума. Боцман заметил это с растущей тревогой, но у него совсем не было времени поразмыслить, потому что шебека внезапно пришла в движение. Боцман взбежал на мостик к капитану, который склонился над картой, прикусив губу.