Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

– Будьте спокойны, но госпожа Маласси?

– Ее не будет дома… так что вы будете наедине с маркизой… Все это уже отлично обдумано и подстроено-

– Так!

– Итак, мой дорогой, – закончил Рокамболь, – отправимся теперь, если вы желаете, в Булонский лес. На обратном пути мы заедем ко мне, и я дам вам этот дорогой флакон.

Молодые люди сошли вниз и, сев на лошадей, отправились, через Елисейские поля, в Булонский лес.

Вечером в этот же день Оскар де Верни отправился в свой клуб… Граф Артов был уже там.

Шерубен раскланялся с ним.

Через две минуты после этого они встретились вместе с ним в курительной комнате.

Шерубен опять поклонился ему.

– Вы имеете что-нибудь сказать мне? – спросил его вежливо, но довольно гордо граф.

– Мне хотелось, граф, напомнить вам о нашем пари.

– Я держу его.

– Мне вот это-то и хотелось знать, потому что, сколько мне кажется, я выиграю его.

– А… – заметил совершенно спокойно граф.

Шерубен подал ему письмо, полученное им в этот день утром, и спросил:

– Вы, вероятно, знаете руку Баккара?

– Даже отлично.

– Так вы теперь узнаете ее.

– Нет… вы ошибаетесь, сударь. Шерубен удивился.

– Как! – проговорил он. – Это не ее рука?

– Нет, – ответил с глубоким убеждением граф.

– Но ведь нельзя же сомневаться, что это письмо от нее?

– Может быть… конечно, она могла, из благоразумия, попросить написать это письмо свою приятельницу или даже просто свою горничную.

Это было так правдоподобно и так походило на женские привычки, что убеждение Шерубена нисколько не поколебалось.

– Очевидно, – сказал он, – что если Баккара не писала сама, то, по крайней мере, заставила писать за себя.

– Может быть, – подтвердил опять граф.

– Итак, вы теперь думаете, что проиграете пари?

– Ну, нет еще…

– Как! – вскрикнул удивленный Шерубен.

– Очень просто… для того, чтобы я это думал, необходимо, чтобы я слышал, как Баккара скажет вам, Шерубену: «Я вас люблю».

– Но можете ли вы как-нибудь спрятаться у нее?

– Очень легко… я подкуплю ее горничную и при посредстве ее спрячусь к ней в уборную… Баккара, по всей вероятности, примет вас в своем будуаре.

– А когда вы услышите это знаменательное слово, то сочтете ли вы пари проигранным с вашей стороны?

– Да.

– В таком случае, – заметил нагло Шерубен, – советую вам написать вашему банкиру.

– Я сделаю еще лучше этого, – ответил граф, смотря на часы, – теперь ровно восемь – , она ждет меня в девять и, конечно, выпроводит ради вас еще до одиннадцати часов… я возвращусь домой, захвачу с собой пятьсот тысяч франков в банковых билетах и возвращусь потихоньку обратно к ней и спрячусь у нее в уборной… Если Баккара, как вы говорите, действительно любит вас, то вы возвратитесь от нее сегодня с пятьюстами тысячами франков.

Шерубен поклонился.

– Точно так же я возьму и свои пистолеты, – продолжал граф с таким хладнокровием, что невольно смутил Шерубена, – потому что если Баккара вас не любит и не она писала записку, которую вы мне сейчас показывали, то ваше пари проиграно, и я воспользуюсь своим правом, чтобы убить вас.

Шерубен невольно вздрогнул при этих словах, но так как он глубоко веровал в свою звезду, то быстро оправился от смущения.

– Вы правы, граф, – пробормотал он и поклонился.

– Прощайте, – ответил ему граф. Они раскланялись и разошлись.

Граф вышел из клуба и спокойно отправился сначала к себе, а потом к Баккара.

Шерубен вошел в игорную залу, проиграл около двух часов в вист и ровно в половине одиннадцатого встал со своего места и направился к выходу из клуба.

В дверях он столкнулся с Рокамболем.

– А! – заметил он. – Вы едете, верно, за пятьюстами тысячами франков.

– Да.

– Не забудьте только духов, которые я вам дал.

– Не беспокойтесь.

– Завтра мне положительно некогда, – добавил Рокамболь, – смотрите же не увлекитесь своим счастием и будьте к назначенному времени у госпожи Маласси.

– Будьте спокойны, я знаю хорошо свою роль и добросовестно сыграю ее.

– В эту минуту ваше письмо уже в руках маркизы… Прощайте, но не забудьте, что малейшая ошибка испортит все дело и через сутки вы будете убиты.

– Знаю, знаю!.. Прощайте.

Рокамболь вошел в клуб, а Шерубен вышел из него. Он отправился пешком до улицы Монсей и пришел туда ровно в одиннадцать часов.

Рука его сжимала склянку с духами, и он уже мысленно считал себя обладателем пятисот тысяч франков.

– Что это, – подумал он, – она пишет, что калитка будет отперта в одиннадцать часов, а на самом деле она заперта… подождем несколько минут.

Прошло около четверти часа, а калитка не отворялась.

– Тем хуже, – подумал он, – я звоню. И он действительно позвонил.

Калитка отворилась, и он вошел в дом к той, к которой он нес, сам того не зная, яд, данный ему виконтом де Камбольхом.

Ровно за час перед этим Баккара сидела в кабинете с графом Артовым.

Баккара рассказывала графу про Андреа и его мерзкие дела.

– Так вы узнали его вчера? – спросил граф.

– Да, по его взгляду, который он не может изменить… Андреа, – добавила она, – знает или, по крайней мере, должен знать Шерубена, и я уверена, что между ними есть какой-то отвратительный союз.

– Мы это узнаем, – сказал граф, – так как Шерубен умрет, если он только не выскажет нам всей своей тайны.

В эту минуту раздался звонок. Часы били одиннадцать с четвертью.

– Это он, – сказала Баккара и указала рукой на свою уборную.

Граф тихо встал, вошел в уборную и запер, за собой дверь.

Жидовочка спала, не раздеваясь, в этой же самой комнате, на диване. Она спала тем странным сном, во время которого Баккара советовалась с ней, как с каким-нибудь оракулом. Оставшись одна, молодая женщина опустилась на кушетку.

Но скоро дверь ее комнаты отворилась, и в ней показался Шерубен.

При виде ею Баккара пожала плечами.

– Как? – проговорила она. – Вы являетесь сюда без позволенья?

Шерубен невольно вздрогнул, но в эту минуту молодая женщина улыбнулась, и он принял эту улыбку за признак своего будущего торжества.

– Но, – заметил он, – разве я когда-нибудь ослушивался вас?

– Но ведь я сказала вам третьего дня, – возразила Баккара, – что я не хочу видеть вас раньше трех дней.

– Вы очаровательно притворяетесь.

– Я притворяюсь? Шерубен подал ей письмо.

– Что это? – спросила Баккара.

– Это мое оправдание.

Она прочла.

– Да кто же вам это писал?

– Вы…

– Я? Никогда!

– В таком случае вы, вероятно, продиктовали это письмо кому-нибудь, – пробормотал смущенный Шерубен.

Она ничего не ответила, и это-то молчание Шерубен счел за полупризнание и успокоился.

– В таком случае меня обманули и подшутили надо мной, – сказал он, – а так как я здесь…