Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

– То и можете остаться, – докончила она за него и опять улыбнулась.

Шерубен почувствовал тогда, что пятьсот тысяч франков находятся уже в его кармане.

– Положительно, – подумал он, – духи моего друга виконта совершенно не нужны, но раз уже они со мной, то нужно воспользоваться ими.

И при этом он вынул из кармана пузырек с духами.

– Что это? – спросила Баккара, невольно вздрогнув.

– Это смиренный подарок, который я повергаю к вашим ножкам, – ответил Шерубен и подал ей герметически закупоренный флакон.

Баккара взяла его и посмотрела на него на свет. – Что в нем такое? – спросила она.

– Индийская эссенция, – ответил Шерубен, голос которого невольно дрожал.

– Для чего она?

– Для туалета… она распространяет вокруг себя великолепный запах.

Подозрение невольно промелькнуло в голове Баккара.

– Это какое-нибудь наркотическое средство, – подумала она, и при этом перед ней встала тень сэра Вильямса.

– Нужно посмотреть, – проговорила она и, сделав вид, что хочет открыть флакон и понюхать, неожиданно приостановилась и громко сказала: – Однако я положительно забываю свои дела с вами… погодите, я сейчас же вернусь.

И сказав это, она улыбнулась и вошла в свою уборную.

Там сидел граф Артов, перед которым лежали две пары пистолетов.

– Тсс! – прошептала молодая женщина, указывая на флакон.

Затем она нагнулась к дивану, где спала маленькая жидовочка, и, положив руку на ее голову, сказала:

– Я тебе приказываю видеть.

Ребенок пошевелился, вытянулся, но не открывал своих глаз. Он спал сном ясновидящих.

– Смотри, – повторила Баккара настоятельным тоном, – туда, в ту комнату, – и при этом она указала на стену, за которой сидел Шерубен.

Ребенок сделал испуганный жест.

– Что ты видишь? – спрашивала молодая женщина.

– Человека, который был в беседке, – ответила маленькая жидовочка.

– Это верно, – прошептала Баккара, между тем как граф смотрел с немым изумлением на эту сцену.

Затем Баккара сунула флакон в руки ребенка и спросила:

– Кто мне дал это?

– Он.

– Что в нем находится?

Ребенок крепко сжал его в своей руке и, казалось, сосредоточил на нем все свое внимание.

– О! – прошептала, наконец, с ужасом девочка.

– Говори… я требую этого, – настаивала Баккара.

– Это ликер, который сводит с ума людей.

– Когда его пьют?

– Нет, когда нюхают, – ответила, нисколько не колеблясь, молодая жидовочка.

– Итак, нюхая его, можно потерять рассудок?

– То есть, – ответил ребенок, – от него делаются очень веселым и выдают все свои тайны.

Баккара и граф были поражены.

– Спи! – повторила она, кладя ребенка на диван. Затем она простилась жестом с графом и возвратилась в гостиную.

И в это же время граф отворил потайной шкаф, чтобы слышать все, что будет происходить в будуаре.

Баккара, войдя к Шерубену, села около него и сказала:

– Итак, вы попались в ловушку, дорогой Верни!

И, произнося эти слова, тон ее голоса сделался резок и насмешлив.

Шерубен вздрогнул.

– Да, – продолжала молодая женщина тем же насмешливым тоном, – если только судить по письму, которое вы только что показывали мне.

– Но… – пробормотал было Шерубен.

– Ну-с, продолжайте!..

Замешательство Шерубена увеличивалось все больше и больше. Баккара засмеялась сардонически.

– Неужели вы могли предполагать, – сказала она, – что довольно бросить два или три притворно чарующих взгляда на женщину, чтобы заставить ее мгновенно влюбиться в вас?

– Но ведь, – пробормотал он, – вы все-таки дозволили же мне прийти сюда опять.

– Вы хотите, чтобы я была откровенна? – заметила серьезно Баккара.

– Да, – пробормотал Шерубен, начиная понимать, что над ним насмехаются.

– Господин де Верни, знаете ли вы, почему я не велела моим лакеям выкинуть вас прямо в окно, как бы следовало это сделать с человеком, который осмеливается держать пари о женщине, с дураком и фатом, который, одержав несколько успехов у гризеток, вообразил себе, что у него такой чарующий взгляд, что он сразу обольщает всех?

Обольститель затрепетал.

Баккара уже не смеялась больше, а, наоборот, смотрела на него самым презрительным образом.

Он почувствовал, что его постыдное пари проиграно.

– Я, – продолжала Баккара, – вместо этого подала вам свою руку и сделала это единственно потому, что я предполагала, что вы раскаетесь… Вы не знаете графа Артова, иначе вы бы никогда не осмелились держать это сумасшедшее пари… Так как, – продолжала Баккара, – он бы вас убил как бешеную собаку, без жалости и без угрызений совести, как какого-нибудь негодяя, который бросает грязью в такую женщину, у которой нет ни брата, ни отца, ни мужа, кто бы мог защитить ее!..

У Шерубена кружилась голова.

– Итак! – вскрикнул он. – Вы меня не любите? Громкий смех Баккара был ему ответом на этот вопрос.

И затем она презрительно посмотрела на него.

– Полноте… я… любить вас? Но вы сумасшедший… положительно сумасшедший.

Шерубен сделался чем-то вроде статуи. И тогда-то из уборной отворилась дверь, и в ней показался граф Артов.

При виде его Шерубен громко вскрикнул и попятился к двери будуара.

Но Баккара мгновенно загородила ему дорогу.

– А, а! – проговорила она, – ведь пари все-таки держалось… вы даже более подлы, чем я думала, вы сделали из своей любви ремесло и позволили себе оценить меня в пятьсот тысяч франков!..

У графа в руках был пистолет… он молча подошел к Шерубену, холодно посмотрел на него и сказал ему таким тоном, который ясно показал Шерубену, что его ожидает.

– Милостивый государь, я принес с собой пятьсот тысяч франков, которые я бы заплатил вам. Вы проиграли ваше пари и, конечно, найдете весьма естественным, если я потребую от вас буквального исполнения нашего контракта. Я вас сейчас убью…

За час перед этим элегантный виконт де Камбольх отправился к Дай Натха Ван-Гоп.

Улица, в которой жила мисс Ван-Гоп, была совершенно пустынна, так что когда он остановился у калитки отеля, можно было подумать, что он необитаем.

Лакей, ехавший с виконтом, проворно соскочил с своего места. Виконт позвонил.

Калитка сейчас же отворилась, и Рокамболь спросил по-английски: «Дома барыня?»

Как и при первом свидании, Дай Натха приняла его, лежа на подушках, – ее голые руки и ноги были убраны браслетами, а в волосах красовались большие кораллы.

Мисс Дай Натха Ван-Гоп была внучкою старых набобов и решалась одеваться по-европейски только в самых редких случаях.

Рокамболь заметил, что она была необыкновенно бледна и слаба.

Только одни ее глаза горели огнем, почти что лихорадочным. Она немного привстала и подала ему руку.

– Ах, мой друг, – сказала она, – я уже думала, что вы оставите меня умирать.